Александр Беатов - Время дня: ночь

В окна трамвая № 26 бил косой осенний дождь. Колёса переговаривались друг с другом через стыки рельс.

"Так-так?" — спрашивали передние. И задние отвечали: "Не — так!"

Саша сидел впереди на скользком пластмассовом одиночном сидении трамвая венгерского производства, уже совсем вытеснившего на этом маршруте все старые, отечественные. Он ехал в местную командировку, куда его отправил начальник, зам-зав Отделf техники, Ерохин, лицемерный и самодовольный рыжий лысеющий пятидесятилетний мужик, который сразу начал использовать Сашку, заставляя выполнять собственную работу: посылать по мелким поручениям, перепечатывать на машинке какие-то отчёты, планы, перечни товаров и материалов по снабжению.

Однажды, пригласив к себе в кабинет и отчитав за что-то для начала, он попросил своего подчинённого перепечатать его рукописную речь для предстоящего партсобрания. Объясняя что-то по тексту, он пригласил Сашу присесть с ним рядом, за стол, и вдруг, как бы между прочим, положил руку на его колено и так держал её с пол минуты, слегка пошевеливая пальцами, пока Сашка резко не поднялся, догадавшись, что это значило, и не направился к двери.

— Стой! — крикнул начальник вдогонку.

Саша остановился, повернулся. Злоба и ненависть кипели в нём.

— Вы не имеете права заставлять меня делать свою работу! — воскликнул он. — И если вы ещё раз попробуете, я пойду к начальнику Отдела и скажу ему всё!

— Стой, Волгин! — Едва успел ответить начальник, не ожидавший такого выпада.

Но Сашка крепко хлопнул дверью, вернулся к себе в мастерскую.

— Подонок! — воскликнул он, оказавшись один.

Зажегши верхний свет, он подошёл к окну, остановился, глядя на дождь, бивший под косым углом по стеклу.

В пустом тёмном окне противоположного крыла здания — одного из десятка подобных, соединявшихся между собой посредством главного корпуса — архитектурной находки времён Хрущёва — он увидел отражение своей фигуры, а в другом окне, этажом выше — отражение своего начальника, всё ещё находившегося за своим столом. Саша перевёл взор на деревья, на скорчившуюся ворону, на ветке, сидевшую там, несмотря на дождь и ветер.

"Такая же архитектура была в психушке…" — подумал он, снова возвращаясь взглядом к противоположной части здания. — "Содом и Гоморра!" — Он отошёл от окна, зашагал по комнате между верстаками. — "Там, где должны быть педагоги, блюстители чистых детских душ, воссели развратники и алкоголики!" — Он вспомнил другого начальника Отдела Техники — Степанова, к которому, вероятно, должен был направиться Ерохин, чтобы опередить Сашку. Сухощавое пропитое лицо, совершенно не интересующегося своей работой человека… Саша начал перебирать в памяти других сотрудников, педагогов… Все эти люди, без специального образования, брались воспитывать детей… А сам он… кто — он такой?! "Выходец из ПТУ", дезертир, закосивший через психушку… Что он сделал тут, в мастерской, чтобы послужить детям? Ведь, это, слава Богу уже не Завод! Можно было бы проявить инициативу, сделать что-нибудь полезное! Место ли мне тут?" — спросил он себя, снова подходя к окну…

Заснувшая ворона, неожиданно свалилась от порыва ветра, спохватившись, заработала крыльями, набирая высоту и улетая куда-то за крышу.

Впрочем, Саша знал одного нормального человека, когда-то работавшего в их Отделе Техники. То был его бывший преподаватель азбуки Морзе, Баранов, солидный мужчина, в прошлом — военный моряк, внушавший уважение и одновременно — боязнь — из-за угроз выгнать навсегда того, кто будет вместо "морзянки" слушать по радио "вражьи голоса"… Но он тут больше не работал… Кому-то не угодил, перешёл дорогу, и его тихо "выжили" с работы, к которой он относился слишком творчески, с энтузиазмом. Без него всё стало блекло. Его должность занял безразличный молодой мужик Клевцов. Коллективная радиостанция "UK3AAB" теперь почти-что не выходила в эфир… Всего несколько школьников посещало занятия… Да, прошло то время, когда Саша ещё учился в средней школе и приходил во Дворец пионеров, как на праздник, горя энтузиазмом и мечтая в будущем стать радистом-полярником… А ещё раньше тут даже прыгали на парашюте со специальной вышки, до сих пор возвышавшейся неизвестно зачем перед главным входом.

И всё-таки педагоги, как таковые, были ещё "ничего" в сравнении с начальниками, использующими Дворец в качестве трамплина к лучшей должности.

"Когда-нибудь я опишу сегодняшнюю сцену", — подумал Саша, — "И нарочно оставлю фамилию Ерохина подлинной, без изменения! И кто-нибудь, читая, узнает, что тут творилось. Это будет моей местью подонку перед вечностью! Ведь сказано: "Рукописи не горят"! Если эта свинья как-нибудь изловчится оправдаться перед Богом, то, быть может, единственно за моё правдивое описание он получит соответствующее наказание! Я соберу "горящие уголья" над его рыжей плешивой башкой!"

Миновало обеденное время. Успокоившись, Сашка сел за стол, вытащил из портфеля книгу Орвела, положил её в ящик стола, который в случае опасности можно было быстро задвинуть… Скоро придут школьники, начнут строгать и пилить свои поделки. Вся его обязанность состояла в присутствии и технической помощи, если таковая возникала в слесарном деле. Ребята почти не обращали на юношу внимания. Они сами знали, где находятся тиски, напильники, отвёртки и плоскогубцы. Редко кому нужно было что-нибудь просверлить или выточить на токарном станке. Только в этих случаях Сашка принимал участие, опасаясь, как бы подростки случайно не поранили себя. А в остальное время, чтобы не скучать он развлекался чтением…

Ему вспомнилось, как недавно Санитар посвящал Сашу в экуменический Орден…

Санитар говорил о том, что в вычищенное жилище с большей силой стремится проникнуть всякая нечисть и зло… И теперь, вставая на путь аскетической жизни, нужно быть готовым ко всякого рода искушениям и напастям…

Вступая в Орден, Саша давал монашеский обет воздержания сроком на год. Затем, если он выдержит, то может дать новый обет — уже на три года. А дальше — полное предание своей жизни Богу… Жизнь в смиренном послушании своему наставнику, бедность, аскеза, молитва…

Посвящение происходило недалеко от Третьяковской галереи, на квартире Григория, человека, которого Саша до сих пор ни разу не встречал, но который уже давно входил в экуменическое общество Санитара, несмотря на иудео-христианские убеждения.

Саша в первый раз узнал, что существуют такие огромные квартиры, с комнатами, в количестве целого десятка. Григорий жил с красивой маленькой женой, недавно родившей девочку, и — тёщей, по словам Санитара, известной писательницей Л-ой.

В обряде участвовали: Санитар, Григорий, Вова-хиппи, Оля, Наташа, Ира и одна незнакомая девушка Аня, из другой "пятёрки". Все они, кроме женатого Гриши, уже раньше Саши вошли в Орден. Таким образом, теперь, вместе с ним, в Ордене состояло семь человек в Москве, плюс один брат в Эстонии, и двое на Украине — Соня и Анатолий.