Александр Беатов - Время дня: ночь

— Давай попробуем узнать, что нам ответит Господь. Открой, брат, Новый Завет наугад и прочти первое, что придётся.

Саша взял со стола Библию, зажал пальцем большую часть её страниц, раскрыл и прочёл сами собой попавшие на глаза строки:

"…Ибо лучше, нежели погибнет один из членов твоих, нежели всё тело твоё будет ввержено в геенну…"

— Вот нам и ответ, — заметил Санитар, о чём-то задумавшись. — "Разумеешь, что читаешь?"

— Ты только что говорил о пальце… — попробовал пошутить Саша.

— Пальце? — переспросил Санитар. — Каком пальце?

— Наверное, ты имел в виду пословицу: "Дашь палец — откусит руку"… Может быть стоит пожертвовать профсоюзу палец, и всё тело не будет ввержено в геенну…

Санитар улыбнулся.

— Да, брат, Андрей! Ты — софист! — Он вдруг посерьёзнел. Как-то по-новому посмотрел на Сашу, отхлебнул чаю. — Значит, Людочка больше не появляется… — Он опустил чашку на стол.

— Наверное, я перегнул палку… Мне не следовало молиться при ней.

— А молился ли ты о ней? О том, чтобы Господь обратил её душу?

— Нет…

— Почему?

— Честно говоря, Санитар, я очень устал от общения с ней.

— А разве нам выбирать, кого посылает нам Господь?

— Я понимаю… Однако, я говорил тебе о сестре Оле… С ней мне легко… Вот, если бы мы с Вовой поменялись… Если бы я руководил Олей, а он — Людой… Ведь, Людочка всё больше со мной спорит… Хотя, потом соглашается и даже извиняется…

— Тем не менее, брат Андрей, Людочка — твой долг. И если она вернётся, ты не должен упускать этот, может быть, последний шанс, чтобы обратить её душу. Я готов тебе помочь. Мы можем встретиться вместе.

— Хорошо, Санитар…

— Так давай же о ней помолимся…

Контролёр пробил билет, вернул его Люде. Молодые люди продолжали сидеть молча, ожидая отправления автобуса. По вокзальной площади разгуливали голуби. Перед кассами толкались люди. Солнце ещё не пробило своим светом утренний сумрак. Саша закрыл глаза…

В тот день, прежде чем покинуть комнату Санитара, Саша помолился с ним о спасении души сестры Люды, — а на следующий день она нашла его в костёле, села рядом и, не обмолвившись ни единым словом, прождала всю мессу. А по окончании, догнала юношу и так же молча пошла рядом и шла, пока он не выдержал, остановился и сказал:

— Ты меня извини, Люда… Я "перегнул палку"… Почему ты убежала?

— Ой!.. — воскликнула девушка. — Ты извиняешься? Почему? Ведь, это же я виновата!

— Я думал, что виноват я… — Саша посмотрел на неё, улыбнулся.

— Я чем-то тебя напугал, — добавил он. — Но я не хотел. На самом деле, всё не так, как тебе показалось… Хочешь, я познакомлю тебя с одним человеком, из нашего круга? Я уже говорил ему о тебе…

— Нет! — твёрдо ответила девушка. — Я не хочу. Давай лучше пойдём куда-нибудь…

— Хорошо… — Саша испугался, что снова "перегибает палку". — Только, куда?

— Куда хочешь…

Они дошли до Политехнического музея, через подземный переход, вышли к памятнику героям Плевны, двинулись под уклон по левой развилке бульвара.

Саша нарочно не говорил с нею больше о религии. Он рассказывал о том, как в детстве проводил каникулы у бабушки в Николаеве, на Украине. И хотя Люда не была там, они оба вспоминали юг, тепло, купание в море, реке. У Люды в Симферополе осталась мама. Здесь, в Москве, была одинокая тётка, которая не разрешала ей поселиться в огромной квартире сталинского дома, на Ленинском проспекте. Ещё у девушки была какая-то родня в Киеве. А в Москве — больше никого, кроме этой тётки, двух подруг, в общежитии, и его, Сашки…

Как ни трогательно это звучало, Саша боялся быть пойманным на удочку. И опять предложил поехать в гости к "одному человеку".

— Посидим, попьём чаю, — убедительно говорил Саша. — А то холодно гулять.

— Ну, что ж, поехали… — согласилась Люда.

Саша не зря вывел её к Китайской стене. Как раз там была конечная остановка автобуса, который уже через тридцать минут довёз их прямо к дому Санитара…

Стук монеткой по стене — вместо звонка, необычная обстановка в комнате, вежливый маленький человек, с ленинской бородкой, его прибалтийский акцент и, конечно, обаятельные манеры, умение пошутить и вдруг задеть за самые потаённые струны, — всё это не то, что потрясло или шокировало девушку; — она была очарована, опьянена, одурманена, влюблена, — все её чувства смешались так, что когда они с Сашей вышли, она не удержалась от восторга, обняла его неожиданно и расцеловала.

— Спасибо, тебе! Я никогда не забуду! О! Я так счастлива! Когда я смогу его снова увидеть? А?! Как я тебе благодарна!..

Саша вдруг почувствовал какой-то сердечный укол, что-то вроде ревности: ведь только сегодня она говорила ему о том, что Саша для неё один из близких людей… Как легко женское сердце может изменить свою привязанность, любовь, передвинуть одного на ранг ниже, превознести и поставить впереди всех другого…

После знакомства с Санитаром, Людочка почти забыла Сашу. Теперь она искала повода, чтобы только ещё и ещё раз встретиться с обоявшим её человеком. Она ходила вокруг его дома, разглядывала, не мелькнёт ли его силуэт в единственном окне его комнаты. И когда он всё-таки назначал ей встречу, девушка была "на седьмом небе" от счастья, часами засиживалась с ним за чаем…

Всё это продолжалось до тех пор, пока однажды Санитар не объявил, что она готова к крещению. Девушка сама не заметила, как изменилась внутренне настолько, что и Саша, встретившись с нею как-то раз, удивился свежести её мышления и новизне логики. Всего за какие-то две-три недели общения с Санитаром она впитала основы христианского мироощущения. И Саша с сожалением думал о том, что ему далеко ещё до того, чтобы обращать других к Богу…

Поскольку Санитар наотрез отказался, Люда выбрала в крёстные Сашу. Нашли какую-то старуху в костёле — в качестве крёстной. И в один будний день Людочка крестилась в московском костёле и, растрогавшись тем, что она — такая молодая, священник подарил девушке редкое Брюссельское издание Нового Завета.

Несмотря на все эти обстоятельства, Саша продолжал надеяться на встречу с Ольгой. И хотя она почему-то перестала посещать костёл, он полагал, что пройдет время, они вновь встретятся, и девушка изменит своё отношение к нему. На его вопросы, как поживает Оля, Вова-хиппи прямо отмалчивался, а Санитар говорил, что у неё — много проблем семейного характера.

— Что, может быть, она "отпала"? — спрашивал Саша.

— Нет… — отвечал вежливо Санитар.

— Может быть, объявился американец?

— Нет, брат…

Санитар был немногословен. Расспрашивать далее было нетактично и излишне. Саша молился и надеялся на будущее.

Одной из его надежд была организация "Экуменического Университета", идею о котором ему подал сам Санитар. Он полагал, что если такой "Университет" начнёт регулярную работу — будут читаться лекции, вестись конспекты и проводиться экзамены, — то все члены группы, и тем более — Ордена — не смогут обойти такого важного начинания. И тогда-то он снова будет видеться с Ольгой…