Юстейн Гордер - VITA BREVIS. Письмо Флории Эмилии Аврелию Августину

Ты ещё помнишь, как ласкал моё тело, словно напрягая все его бутоны и заставляя их распускаться! А какое ты испытывал наслаждение, срывая мои плоды! Как одурманивали тебя мои ароматы! Ты словно насыщался соками моего тела! А потом ты ушёл и продал меня ради спасения своей души! Какое вероломство, Аврелий, какое непростительное предательство!

Нет, я не верю в Бога, что требует человеческих жертв! Я не верю в Бога, что разбивает жизнь женщины ради спасения души мужчины!

С НАШИМ МАЛЕНЬКИМ МАЛЬЧИКОМ, ему едва исполнилось два года, мы поспешно уехали в твой родной город Тагасте, где ты начал преподавать риторику. В конце Третьей книги ты пишешь: «Многое я пропускаю, потому что тороплюсь перейти к тому, что настоятельно требует исповеди перед Тобой, а многого я и не помню» {54} 54 Conf . III, 12. [48] «Исповедь», с. 63. .

Но ты, верно, не забыл, сколь тяжко было Монике дозволить тебе жить в её доме вместе с Адеодатом и со мной? Уже в тот раз я почувствовала, что ты и Моника нерасторжимо связаны каким-то узами — неестественными для матери и сына. Знай же: были у меня и свои соображения относительно фантастических сновидений Моники. Итак, ты пишешь: «Ей приснилось, что она стоит на какой-то деревянной доске и к ней подходит сияющий юноша, весело ей улыбаясь; она же в печали и сокрушена скорбью. Он спрашивает её о причинах её горести и ежедневных слёз, причём с таким видом, будто хочет не разузнать об этом, а наставить её. Она отвечает, что скорбит над моей гибелью; он же велел ей успокоиться и посоветовал внимательно посмотреть: она увидит, что я {55} 55 То есть Августин. буду там же, где и она. Она посмотрела и увидела, что я стою рядом с нею на той же самой доске» {56} 56 Conf. III, 11. [49] «Исповедь», с. 62. В норвежском тексте «stammen» — «ствол», а не «доска». .

Ты повторяешь те же самые слова, Аврелий, словно бы для того, чтобы сверхотчетливо разъяснить, чтó у тебя на сердце: «Там, где ты, там и он» {57} 57 Изречение Августина «Там, где ты, там и он» должно было для многих его современников ассоциироваться с супружескими отношениями между мужчиной и женщиной. . Стало быть, ты и Моника, сын и мать, на одной и той же доске. Возможно, тогда ты прежде всего имел в виду религию, хотя, похоже, ты словно вкладываешь ныне в эти слова нечто большее. Разве не должно мужчине покинуть своих отца и мать, жить вместе с избранной им женщиной, и разве этим двоим не должно стать одной плотью и кровью?

Моника вставала между нами и в конце концов это она победила в нашем единоборстве, она и в самом деле была могучей женщиной с колоссальными амбициями от своего собственного имени и от имени сына.

Но перейдём к Девятой книге.

Ты пишешь о своём личном горе после смерти Моники в Остии: «…ранена была душа моя, и словно разодрана жизнь, ставшая единой; её жизнь и моя слились ведь в одно» {58} 58 Conf . IX, 12. [50] «Исповедь», с. 219. .

Да нет же, Аврелий! Ужели тебе не стыдно? Ужели ты начисто забыл Эдипа и Иокасту? {59} 59 Ср. с комментарием 40. Не зная этого, Эдип женится на своей матери (Иокасте), с которой у них рождается четверо детей. Ну да, он ослепил себя, ты же хочешь кастрировать себя, а причина этого, возможно, одна и та же. Поэтический восторг {60} 60 Furor poeticus. Собственно говоря, «поэтическое исступление». , Аврелий! Время от времени заманчиво высказать истину с помощью шутки {61} 61 Ridendo dicere verum. Смеясь, говорить правду (лат.) . Из сатир Горация. .

Всё же ты пережил тогда ощущение пустоты своей жизни и — точно так же пережила его я — ты послал мне весточку. Но ощущение пустоты было у тебя столь недолгим, — ибо на место матери ты водрузил Бога. Он был как бы единственным оставшимся у тебя после её смерти, твоей новой матерью. Ведь сначала Моника занимала у тебя место Бога, похоже, Бог занял у тебя её место. Сначала именно она встала меж тобой и мной, а потом Богу назаретян досталось это место.

Я много раз задавала себе вопрос: действительно ли это твоя родная мать ограбила тебя, лишив воли любви к женщине? Не потому ли, что ты возлюбил меня, Моника с самого начала не соглашалась жить в том же доме, где жил ты и есть за тем же самым столом? Третья книга, Аврелий!

Уж не потому ли Моника примчалась в Милан и хотела оженить тебя? Шестая книга! И не по той ли самой причине ты избрал Воздержание, когда из предполагаемой женитьбы всё равно ничего не вышло?

Когда мы переходили мост через реку Арно, ты остановил меня, ласково положив руку мне на плечо, и попросил дозволить вдохнуть аромат моих волос. «Жизнь так коротка…» {62} 62 Vita Brevis… — сказал ты. Почему ты произнёс эти слова, Аврелий? И почему захотел ощутить запах моих волос?

Что ты хотел скрепить своей печатью?

Ты называешь меня только в начале Четвёртой книги. Ты пишешь: «В эти годы я жил с одной женщиной, но не в союзе, который зовётся законным: я выследил её в своих безрассудных любовных скитаниях. Всё-таки она была одна, и я сохранял ей верность, даже этому ложу» {63} 63 Эта цитата продолжена таким образом в Conf. IV, 2: «Тут я на собственном опыте мог убедиться, какая разница существует между спокойным брачным союзом, заключённым только ради деторождения, и страстной любовной связью (удовлетворяющей только собственную похоть), при которой даже дитя рождается против желания, хотя, родившись, и заставляет себя любить». Флория откровенно столь мало доверяет этим словам, что даже оставляет их без комментариев. Ей хочется подчеркнуть противоположное, а именно то, что они жили вместе как законные супруги. [51] «Исповедь», с. 66. В норвежском тексте сказано: «она стала добычей моих непостоянных и безрассудных страстей», «я сохранял ей верность как супруге». В цитате — в примечаниях автора после слов: «страстной любовной связью» есть слова, отсутствующие в русском переводе: «…связью, удовлетворяющей только собственную похоть». .

Когда я прочитала этот отрывок о твоих непостоянных и безрассудных страстях, я не могла не расхохотаться, да ещё громко, ведь мне казалось, что твоя страсть — постоянна и не безрассудна! Да к тому же ещё и неизменна, хотя в некоторые периоды могла быть менее пламенной, чем обычно. А вообще никакой «добычей» я не была. Как ты сам даёшь понять, мы жили вместе как супруги, с одной-единственной разницей, что мы отдались друг другу без вмешательства родителей. Если бы ты не любил меня, ты, вероятно, брал бы себе другую женщину или ходил бы в бордель. Мы не были женаты, и все поняли бы тебя, если бы ты вместо меня выбрал себе другую возлюбленную. Но единственная стоявшая между нами женщина была Моника, а после каждого укора совести тебе казалось: твоя любовь к нашей любви была столь искренней, что могла помешать спасению твоей души.