Пол Боулз - Замерзшие поля

— Потому! — отрезала она; ее стыд и возмущение от вида обнаженных золотых грудей еще не прошли.

Добравшись до поселка, они свернули на тропу к дому Ничо; в зарослях на окраине сада мальчик остановился и показал ей сухое дерево с трухлявым стволом. Заговорщицким жестом он сдвинул почти закрывавшую ствол бахрому лиан и показал темные дупла. Засунув руку в дупло, он вытащил яркую жестянку, стряхнул метавшихся по ней воинственных муравьев и протянул девочке.

— Сыпь сюда, — шепнул он.

Чтобы переложить весь песок из ее кармана в банку, пришлось немного повозиться; когда дело было сделано, Ничо вернул банку в темный ствол и опустил лианы, скрывшие тайник. Потом быстро повел Лус через сад наверх, вокруг дома, на улицу. Тетка, углядевшая их, крикнула «Дионисио!», но он, сделав вид, что не слышит, стал испуганно подталкивать Лус вперед. Его вдруг охватил ужас, что Лус увидит сеньора Онга, — этого надо было избежать любой ценой.

— Дионисио! — кричала тетка; она вышла из дома и, встав у двери, смотрела им вслед, но он не обернулся. Они подошли к мосту. Из дома их было уже не видно.

— Adios [8] Пока (исп.). , — сказал он.

— Hasta manana [9] До завтра (исп.). , — ответила она, глядя на него все так же — словно это мучительно трудно. Он смотрел, как она идет по улице, вертя головой, точно стараясь разглядеть тысячи вещей, хотя на самом деле вокруг ничего не было, только носились несколько поросят и куриц.

Вечером за столом тетка глядела на него с укором. Ничо прятал глаза; она ни слова не сказала о его обещании пригласить Лус на refrescos. Ночью он лежал на своей циновке и следил за светлячками. Его комната выходила в патио: у нее было всего три стены, а вместо четвертой — открытый проем. Ветви лимонного дерева залезали внутрь и царапали стену у него над головой, а огромный банановый лист, раскручиваясь, с каждым днем все дальше пробирался в комнату. В патио мелькали яркие светлячки. Ползая по растениям или стремглав пролетая между ними, они вспыхивали и гасли с раздражающим упорством. В соседней комнате тетка и сеньор Онг заняли единственную кровать в доме — они-то могли уединиться в помещении, где все стены были на месте. Ничо прислушался: поднимался ветер. По ночам ветер резвился в листве и к рассвету стихал. Завтра они с Лус пойдут на реку набрать еще серебра. Ничо очень надеялся, что сеньор Онг не шпионил за ним, когда он открывал тайник в стволе. А вдруг шпионил? Раздумывая об этом, он беспокойно ворочался с боку на бок.

В конце концов, он решил проверить, на месте ли серебро. Стоит убедиться, что оно нетронуто или же украдено — и он перестанет терзаться. Ничо сел, натянул штаны и вышел во двор. Ночь полнилась жизнью и движением; листья и ветки соприкасались, тихо вздыхая. Певучие букашки жужжали в древесных кронах, повсюду мелькали яркие жучки. Пока он стоял на ветерке, со стороны залы донеслись какие-то звуки. Там горел свет, и поначалу он решил, что, наверное, к сеньору Онгу пожаловал припозднившийся посетитель, потому что гостей всегда принимали в этой комнате. Но голосов слышно не было. Уклоняясь от острых веток лимонного дерева, Ничо неслышно прокрался к закрытым дверям и заглянул в щелку.

В стене залы была квадратная ниша, которую сеньор Онг, едва обосновавшись в доме, завесил большим календарем с цветным портретом улыбающейся китаянки. В голубом купальнике и сапожках с меховой оторочкой китаянка сидела у бассейна, выложенного блестящей розовой плиткой. Над головой у нее в сияющем небе шел на снижение огромный четырехмоторный самолет, а еще выше, из самой ослепительной области небес благосклонно взирал генералиссимус Чан [10] Чан Кайши (1887–1975) — глава гоминьдановского режима в Китае. . Под картинкой была подпись: «ABARROTES FINOS [11] Деликатесы (исп.). . Сунь-Мань-Нгай, Икстла, Чьяпас». Этот календарь был единственной вещью сеньора Онга, которой Ничо искренне восхищался: он выучил картинку наизусть до мельчайших подробностей. С ее появлением зала из унылой комнаты с двумя креслами-качалками и столом превратилась в место, где в любой момент может произойти что угодно. И вот теперь, притаившись у щелки, Ничо, не веря своим глазам, увидел, как сеньор Онг снял календарь со стены, положил на стол, взял молоток и долото и принялся долбить и скрести дно ниши. Время от времени он выгребал куски штукатурки и мусор пухлыми ручками и ссыпал на стол аккуратной горкой. Ничо долго ждал, не смея пошевелиться. Даже когда ветер подул сильнее, холодя ему голую спину, он не шелохнулся, со страхом представляя, что сеньор Онг, сжимая в одной руке молоток, а в другой долото, обернется на шум и вперит в дверь узкие глазки. Кроме того, важно ведь было выяснить, чем это он занят. Но сеньор Онг, похоже, не спешил. Прошел уже почти час, а он все так же методично делал свое дело, иногда прерываясь, чтобы вытащить мусор и свалить на стол. В конце концов, мальчик почувствовал, что вот-вот чихнет, — он в панике отпрянул от двери и шмыгнул через патио к себе комнату, по дороге оцарапав ветками грудь. Пока он бежал, насморк прошел сам собой, но Ничо все равно улегся, опасаясь, что чихнет, если вернется к двери. Так, размышляя о сеньоре Онге, он и уснул.

На следующее утро, когда он зашел в залу, прекрасная китаянка прикрывала нишу как обычно. Ничо прислушался: тетка и сеньор Онг разговаривали в соседней комнате. Он быстро вытащил кнопку из левого нижнего угла календаря и сунул руку внутрь. Ничего нащупать не удалось. Он разочарованно приколол календарь и вышел в сад. Его клад в дупле никто не потревожил, но теперь, когда он заподозрил, что у сеньора Онга тоже имеется сокровище, баночка с песком утратила прежнюю ценность.

Он пошел на мост и стал дожидаться Лус. Когда она появилась, они спустились к реке за садом и сели у воды. У Ничо из головы не шел сеньор Онг, склонившийся у ниши со своими инструментами, и он гадал, что же за этим скрывается. Ничо не мог решить, стоит ли делиться тайной с Лус. Он надеялся, что девочка не затеет разговор про серебро и, чтобы пресечь расспросы, сообщил, что полчаса назад проверял тайник и там все цело. Лус удивленно присматривалась к Ничо: со вчерашнего дня его словно подменили. Наконец, осознав, что он не оторвет взгляд от черной гальки под ногами, спросила:

— Что это с тобой сегодня?

— Ничего. — Он схватил ее за руку, опровергая собственные слова; жест этот выдал, что он готов ей довериться. — Послушай. У нас в доме спрятано золото. Много золота.

И он рассказал ей все: о появлении сеньора Онга, которого сразу невзлюбил, о визитах богатых лавочников в дом, и, наконец, о подозрительном поведении сеньора Онга в зале прошлой ночью. Девочка слушала, часто моргая. Когда Ничо умолк, Лус согласилась, что наверняка в нише спрятано золото, только она полагала, что золото теткино, а сеньор Онг его украл. Такая версия не приходила Ничо в голову, да и поверить в нее было сложно. Тем не менее, она ему понравилась.