Татьяна Батенёва - Внучка, Жук и Марианна

— Спасибо, Жучок. — Катя наклонилась к псу. — Молодец, хороший пес!

Жук крутился, пытаясь достать кончик хвоста, что у него всегда было свидетельством высшего восторга. На морде было написано вполне человеческое смущение.

На высоком заборе сидела Марианна в позе сфинкса на Университетской набережной. И задумчиво глядела в вечность.

Вечер оказался почему-то длинным и унылым. Кате не хотелось вспоминать, как она оконфузилась в бане, стыдно было, что плакала, как школьница, не сумела все перевести в шутку, как подобало бы взрослой женщине… Она послонялась по дому, в сад выходить не хотелось — вдруг еще раз встретишься с этим все замечающим Николаем, ну его!

Решила подняться на чердак — место любимых детских игр. Она поднялась по скрипучей лесенке в коридоре, плечом подняла тяжелый люк. На чердаке было сумрачно и жарко, в косых лучах, падавших в небольшое оконце, плясали пылинки, под крышей диковинными фруктами висели серые осиные гнезда. Катя опасливо подошла, пригляделась, но признаков жизни не заметила — то ли осы уже заснули, то ли гнезда были старые, пустые.

В углу стояли несколько пар стареньких лыж. Катя нашла и свои, на которых каталась в детстве. Маленькие ботинки были бережно спрятаны в полотняный мешочек из-под сменки и привязаны к лыжам.

Рядом лежали старые деревянные и кожаные чемоданы — пирамидой, внизу самые большие. Она раскрыла верхний — какие-то бумаги, старые письма, тетради. Надо будет потом разобрать, решила про себя. В чемодане побольше лежали ее игрушки — потрепанный заяц, кукла Ляля в платьице, когда-то сшитом бабушкой, и с выгоревшей глупой физиономией, металлическая посудка, которой она тогда страшно гордилась.

Катя закрыла чемодан с игрушками — почему-то остро защемило сердце. В них она играла, когда живы были мама и папа. В нижнем, самом большом деревянном чемодане хранилось сокровище — старые елочные украшения, бережно переложенные ватой в кружочках конфетти. Она вынимала хрупкие шары, сосульки, парашютик, сделанный из стеклянных трубочек, ватную курочку на красных ножках, обклеенную блестками… Как недавно это все было — елка, принесенная дедом с холода, медленно отогревалась, заполняя дом запахом праздника. Катя с мамой доставали игрушки, привязывали ниточки к конфетам, протыкали большой иглой и обвязывали мандарины: бабушка считала, что елка без угощения — не елка.

Она быстро зарыла игрушки в вату, составила чемоданы в прежнюю пирамиду. Не надо, не стоит вспоминать то, чего уже никогда не будет. Вытерев ладонями вспотевшее от жары лицо, она вышла на крышу пристройки. В сиреневом небе сновали стрижи — высоко, значит, дождя не будет. От железной крыши веяло жаром, который ощущался даже сквозь тапочки.

С участка соседа запахло дымом. Сквозь зелень старинных лип она увидела, что Николай раздувает мангал. Вдруг оттуда раздался громкий женский смех, мелькнула высокая фигура в белом сарафане. Женщина подбежала к Николаю, смеясь что-то показывала ему с ладони.

Катя отвела взгляд с чувством вины. На глаза попался стоявший рядом с хозяйской «Нивой-шевроле» легковой автомобиль. Ярко-красный, низкий — сразу видно, дорогой. «На машине приехала, наверное, красивая, — с досадой подумала Катя. И тут же осекла себя: — Мне никакого дела нет, кто там к кому приехал». Смех слышался все громче, женщина просто заходилась от хохота, ей вторил сдержанный голос Николая.

Катя решила уйти и осторожно, чтобы не загремела крыша, стала поворачиваться. Взгляд скользнул по соседскому двору и вдруг — показалось или нет — она встретилась глазами с соседом, который именно в этот момент поднял голову. Лицо вспыхнуло так, что горячо стало даже под веками. «Вот ужас-то, решит, что я подглядываю». Катя опрометью бросилась на чердак, грохоча железом. Захлопнула дверку, отдышалась. Было жутко стыдно и неприятно. «Что же я такая невезучая», — сокрушалась она, сходя по узким ступенькам.

Спустилась в дом, настроение упало совсем до нуля. «Ну и ладно, — уговаривала она сама себя, — еще пару дней — и уеду, нечего тут торчать, пора домой».

«Домой? — ехидно спросил тоненький голос внутри. — А где твой дом? Съемная квартира на Гражданском, в которую после ухода Алексея каждый вечер возвращаешься через силу, засиживаясь в конторе до последнего, пока не придет вечерняя уборщица, не зашуршит недовольно бумагой из урны? Офис, в котором твоего — один стол в хилой пластиковой выгородке? Любимые питерские проспекты и парки? Разве это дом? Дом здесь, где знакома каждая половичка, ее скрипучий голос, все выбоинки на ней, каждая занавеска, любая тарелка или чашка с голубыми наивными цветочками. Дом твой тут, а жить ты будешь там, скуля потихоньку, как брошенный щенок, и тоскуя по тому, что вернуть не представляется возможным».

Она села в бабушкино кресло, уронила руки. «Ну и что теперь делать?» — спросила неизвестно кого. Ответа не было.

Николай заметил тонкую фигурку на крыше соседского дома. На фоне вечернего неба, в волнистом нагретом воздухе она выглядела полупрозрачной, какой-то нереальной. Катя задержалась на крыше не больше минуты, тут же юркнула на чердак. Но у него сразу же непонятно отчего испортилось настроение.

Наталья громко смеялась, встряхивала пышными волосами, запрокидывала голову, выгибая загорелую шею. Она приехала без предупреждения, он не ждал. Привезла сумку еды и напитков, ведерко маринованного мяса, капризно оттопырив полную губку, требовала шашлыков.

С Натальей он познакомился на вечеринке у старого друга Сереги Чубахина. Служили вместе давно, но контакты поддерживали, и, когда Серега узнал, что он теперь и живет поблизости, немедля приехал. Выпито было достаточно, чтобы дружба возобновилась. А тут такой случай — сороковник. Хоть и не отмечают, гудел Серега в телефон, приезжай, так просто посидим.

«Просто посидим» оказалось сборищем человек на тридцать, а рядом с Николаем посадили красивую статную женщину, которая немедленно стала за ним квалифицированно ухаживать — подливала, подкладывала закусок, горячего… Оказалось, директор самого приличного в городе ресторана «Русские узоры», и, видно, дама влиятельная — по повадке сразу понятно. Поддав на славу, Николай почти не сопротивлялся, когда она предложила переночевать у нее, ведь у Сереги негде, а домой в таком состоянии лучше не ездить…

С тех пор они встречались время от времени — чаще она приезжала к нему, иногда он заруливал, когда бывал в райцентре. Она ничего не требовала, даже не намекала на дальнейшее развитие отношений, была податлива, как воск, терпелива…

Николай понимал, что должен как-то управлять своей жизнью — не годится еще не старому мужику оставаться бобылем. Надо жениться, забыть прошлое, надо попытаться построить жизнь заново, с чистого листа.