Бернис Рубенс - Пять лет повиновения

— Дом на Закате ждет тебя.

Устрашающая перспектива. Она слышала об этом доме для престарелых от соседки сверху, которая определила туда свою мать. Теперь старая вдова снизу собиралась туда же. Миссис Воттс оставалась последней на вычищенных от старья этажах, позоря молодой дом своей дряхлостью и недержанием. Она не хотела отправляться в Дом на Закате. Нет. Она не желала сидеть взаперти в курятнике с дюжиной вонючих старух, не контролирующих себя, и ждать редких посетителей, не чаявших поскорее сбежать из этого смрада. Временами ее посещали мечты о доме для господ преклонного возраста «Петунья» — это было фешенебельное место, она читала о нем в воскресной газете. Живо представила себе, как там все устроено — почти как в шикарном отеле: толстые ковры, устилающие каждый сантиметр пола, своя ванная в двух шагах от кровати. Еду приносят по твоему звонку, и цветной телевизор к твоим услугам. Ей бы там понравилось. Ради того чтобы оказаться в такой роскоши, она готова уйти с пути сына. Но «Петунья» — заведение для богатых и поэтому навсегда останется только несбыточной мечтой.

— Поторопись с чаем, — прокричала она от безысходности и плюнула с отвращением на потертый ковер.

Брайан вернулся с чайным подносом в руках. Поставил его на стол и тут же проверил, не сдвинут ли секретный лист под промокательной бумагой. От него веяло глубокой враждебностью и воинственностью, и миссис Воттс была рада, что решила пока не вмешиваться в его дела. Он опять улыбался. Надолго ли хватит ее терпения, чтобы выносить эту пытку? Она вздохнула, вспомнив о «Петунье», и все-таки не смогла утерпеть:

— Чему ты улыбаешься?

— А ты все должна знать?

Его слова, казалось, обещали новую ссору и перепалку, но, говоря это, он продолжал улыбаться. Было ясно, что он не выдаст себя.

— Ты что-то замышляешь против меня. Ты пишешь письмо в Дом на Закате. Ты запрашиваешь сведения о свободных местах.

Он поднял свой лист и показал ей. С ее места ничего нельзя было прочесть. Однако написанное не было похоже на письмо.

— Разве это похоже на письмо? — спросил он, все еще улыбаясь.

Как она сожалела сейчас, что не придушила его давным-давно в детской кроватке.

— Это список вещей, которые я должна взять с собой. — Ей было необходимо переломить слишком благодушную обстановку. — Мне не понадобится много в Доме на Закате. Они выдают там даже ночные сорочки. Из простой белой фланели. И простые тапочки, и желтое простое мыло. Я слышала об этом. Но я не пойду, я не собираюсь, — уже кричала она. — Я вызову полицию!

Он наконец перестал улыбаться. Это немного успокоило ее.

— Кто сказал тебе о Доме на Закате?

— Но ведь никакого другого нет. — Она продолжала ворчать. Но после некоторой паузы прибавила: — Кроме дома «Петунья».

Она посмотрела на него — хитрая улыбка пробежала по его лицу. Эта улыбка была адресована ей.

— Тебе, правда, придется ограбить банк, — подытожила она и улыбнулась такой же хитрой улыбкой. Она понимала сейчас, что где-то глубоко, под толстой неподатливой кожей, они очень похожи и на самом деле крепко связаны друг с другом, и вместе противостоят армии молодых соседей, осаждавшей их сверху и снизу.

Брайан налил ей чаю.

— Я подумал, не устроиться ли мне на почасовую работу. Мне сказали, что детской библиотеке требуется сотрудник на послеобеденные часы. Три раза в неделю.

— Но нам вполне хватает и того, что есть, — защищалась она.

— Мне хотелось бы выходить куда-то ненадолго. Ты могла бы оставаться одна несколько часов.

Сейчас она была не в силах больше препираться, потом еще будет время выказать ему свое возмущение.

— А что я получу с этого? — спросила она дружелюбно.

— Мое счастье.

Он и сам был удивлен, что произносит вслух такие мысли. Мать была застигнута врасплох таким ответом, поскольку его счастье никогда не было предметом ее размышлений и забот. Она старалась увязать это новое обстоятельство со своей жизнью, но не находила ничего общего между ними.

— Ну, ты хотя бы будешь приносить мне шоколадки?

— Тогда все в порядке?

— Ты уверен, что это работа?

— Я буду зарабатывать и смогу даже немного откладывать.

— Для чего?

Он снова улыбнулся, на этот раз самому себе.

— Никогда не знаешь точно, для чего.

Он был рад, что так ловко устроился с часами работы, ему не терпелось вернуться к своему меню, которое и было основой его будущего благосостояния. Он сел за стол и опять стал просматривать услуги, перечисленные в списке.

Пока еще цены не были проставлены, но все услуги шли по нарастанию приятного возбуждения от разыгравшегося, лишенного практического опыта воображения. Итак, держать руку мисс Хоукинс — услуга первая и, очевидно, самая дешевая. Брайан прикинул, что за это удовольствие можно попросить не более двух пенсов, но и не менее: нельзя же недооценивать себя. Следующий пункт предполагал уже удовольствия для двух рук, что по логике должно было автоматически удваивать стоимость услуги, но он побаивался такого стремительного набора оборотов. Ведь дальше в меню должны были появиться более привлекательные пункты, так что стоимость самых дорогих и соблазнительных услуг, завершавших список, выросла бы до астрономической. Напротив двух рук написал — три пенса. Он надеялся, что мисс Хоукинс и сама уловит в этом искусственное занижение цены. Эти два блюда художник украсил лепестками желтых роз. Зеленый листочек, завершавший снизу эту композицию, означал переход к следующей группе более искусных услуг, предоставляемых по более высоким ценам. Удовольствия этой категории меню предназначались для частей тела, чаще всего скрытых от посторонних глаз. Далее по списку следовали: поглаживание локтя, шеи, щиколотки и коленей.

Эти пункты он украсил нераскрывшимися розовыми бутонами, намекая на их буйное цветение в следующем разделе. Эта третья и завершающая категория услуг, по его замыслу, должна была стать самой многообещающей, поэтому ее будут обрамлять коричневые стебли роз с колючими шипами. Он еще не вполне определился с названиями пунктов: требовались время и вся его изобретательность, чтобы найти нужные слова и подходящие образы, и только потом можно было определиться с ценой.

Пока что Брайан сооружал рамку из шипов. Шипы символизировали боль, но боль, подслащенную кое-где разбросанными буйно цветущими желтыми розами. На каждом из лепестков поблескивала капелька росы. Непонятно почему, но эта маленькая росинка казалась ему очень удачно найденным и уместным дополнением к общей композиции. Пока мистер Воттс был занят подготовкой своего меню удовольствий, миссис Воттс одолевали бесконечные сомнения и подозрения по поводу его новой работы. Все, что ее ожидало, — это новые неудобства и одиночество. Единственным плюсом его продолжительного отсутствия будет возможность хорошенько порыться в его бумагах и раскрыть его коварные планы относительно ее дальнейшей судьбы. Несмотря на все заверения сына, угроза Дома на Закате все еще висела над ней страшной тенью.