Бернис Рубенс - Пять лет повиновения

Пока было много работы. Его бизнес требовал предельной осторожности и скрупулезности. Надо было найти клиенток и каждую обработать. Недалеко от дома, в городском собрании, находилась библиотека граммофонных записей. Одинокие женщины наверняка любили музыку, так же как книги и кошек. Это было неплохим местом для охоты.

— Я пойду немного прогуляюсь.

— Куда?

— В парк или еще куда-нибудь. Подышу свежим воздухом.

Она надеялась, что он оставит свои листы на столе, но он свернул их и забрал.

— Я ненадолго, — сказал он и вышел, прежде чем она успела что-либо ответить.

Она закипала от гнева и топала ногами, как истеричный ребенок.

— Ты что-то замышляешь против меня! — прокричала она ему вслед. В его отсутствие она собиралась выпустить свой гнев наружу, и наверняка Брайана будет ждать жуткий беспорядок.

К пятнице шарф мисс Хоукинс прилично вырос и представлял собой приблизительно метр разноцветных полос. Ее ярость сначала потребовала зеленого, но постепенно ослабла, и кричащий зеленый растворился в бледно-голубом, потом осветился желтым и окончательно утих в умиротворенном белом. Мисс Хоукинс была в согласии с собой. Безразличие к тому, что ее ожидает, окончательно притупило остроту возбуждения и положило конец полной фантазий игре воображения, имевшей очень мало общего с действительностью. Ее голова совершенно прояснилась, и мисс Хоукинс была готова к новым испытаниям. Моурис уже опять смотрел на нее со своего обычного места и ждал обеда, чтобы выслушать и обсудить все подробности предложенного Брайаном меню. Дневник ждал тоже. Она пролистнула несколько страниц. Со времени последней встречи с Брайаном все страницы дневника, заполнявшиеся в конце каждого дня короткими и ясными записями, представляли собой просто список выполненных действий: вставала, завтракала, обедала, читала, вязала, убирала квартиру и смотрела телевизор. Таким скучным дневником могла бы гордиться прилежная школьница. От этих записей мисс Хоукинс клонило в сон, и она решила вернуться к началу дневника: записи первых дней приводили ее в смущение. Как же она изменилась за эти короткие несколько месяцев, с момента выхода на пенсию! Она едва узнавала в себе ту робкую, неуверенную душу, жившую строго по распорядку, где главными событиями дня были подъем и прием пищи точно по графику. Ничего другого, казалось, она не знала и не умела. Невосполнимые, ужасные пробелы и потери. Конечно, теперь она стала другой и горевала об упущенном времени, но более всего ее удручало полное отсутствие личной жизни, ведь она всегда только слепо и четко выполняла возложенные на нее обязанности без малейшего намека на собственную инициативу. Если бы в детстве она была хоть наполовину так отважна, как сейчас, то наверняка сумела бы освободиться из приютской тюрьмы. Эти мысли возвращали ее к спицам, но она уже так научилась управлять своими эмоциями, что ей хватало одного ряда спокойного белого цвета лицевыми петлями, чтобы погасить ярость. Отложила вязание и задумалась над тем, что ей сегодня прикажет дневник. Все предыдущие дни она наслаждалась свободой от сложных приказаний, но прекрасно знала, что в конце концов такая свобода превратится в серую будничность опостылевшего ей существования. Это было нормой всей ее прошлой жизни — серой, скучной и спокойной, без резких толчков и поворотов. Теперь такое бывало редко, поэтому периоды покоя и одиночества стали для нее желанным отдыхом и лишь короткой передышкой. Сегодня ей пора было возвращаться к настоящей жизни. Но какие приказы последуют от повелителя? Она понятия не имела, чего можно ожидать от Брайана, поэтому и дневник медлил. Единственное, что не требовало размышлений и было ясно заранее: сегодня она будет платить. Но если она прикажет себе потратиться слишком, это может в итоге привести только к разорению и нищете. С другой стороны, подписаться под соглашением с Брайаном, приняв предложенные цены, и не отступать от договора означало бы, что она умеет держать удар, а это ни с чем не сравнимое, огромное удовольствие. Она написала в дневнике: «Снизить наполовину цены Брайана». Прочитала еще раз — это выглядело почти крохоборством. Сделала приписку: «действуя по справедливости». Решила до встречи с Брайаном зайти в банк и взять денег чуть больше обычной и давно определенной недельной нормы. Скорее всего он предпочитает получать наличными, поскольку это явно не декларируемые доходы. Может быть, потом, по дороге в библиотеку, у нее хватит храбрости заглянуть в небольшой бар, где она как-то была на вечеринке. Она запомнила это тихое местечко, куда могли запросто зайти женщины без мужского сопровождения выпить чего-нибудь и посидеть, не опасаясь приставаний. Она раньше никогда не бывала одна в баре, и это был очередной вызов прежней мисс Хоукинс. Над строчкой о договоре с Брайаном в хронологическом порядке она написала: «Пошла в бар „Пиратское оружие“. Пила джин с лаймом». Она никогда не пробовала ни джина, ни лайма, ни тем более того и другого вместе, но где-то вычитала, что для женщин ее положения и возраста это подходящий напиток. Закрыла дневник: указание было получено. Теперь снова откроет его, когда вернется, с удовольствием прочтет приказы на сегодня и с полным правом подтвердит их точное выполнение красными галочками. Открыла шкаф, чтобы взять пальто. Там болталась пустая вешалка. Вспомнила, что бросила его на кушетку, и, видно, так и оставила там. В голове промелькнуло: становлюсь неряшливой. Но это открытие нисколько не расстроило ее. Даже наоборот, это означало свободу — такие пустяки больше не трогали ее. Потом, надевая пальто, почувствовала, что подкладка в рукаве оторвана, и это тоже ее порадовало. Вышла на улицу, не удосужившись застегнуться ни на одну пуговицу. Это был окончательный триумф освобождения от штампов и условностей. Мисс Хоукинс обретала привычки и повадки богемы.

Подошла к «Пиратскому оружию». Немного побродила вокруг в нерешительности, для пущей уверенности все же застегнула костяные пуговицы и вошла. Из вестибюля вели две двери. Шум доносился из правой — открыла левую. Перед ней был небольшой зал. За столиками сидело человек двенадцать, в основном одинокие женщины, без спутников. Это ее ободрило, и она успокоилась. Села за столик. Официантов не было видно. Как вести себя дальше? Ждать или самой идти к стойке бара? Долго не решалась преодолеть расстояние от своего места до барной стойки на глазах у всех, хотя без толку сидеть тоже не имело смысла и точно так же привлекало внимание окружающих. Стеснялась и мучилась сомнениями. Бармен, наблюдавший за ней, поймал ее потерянный, блуждающий взгляд. Он лишь на миг задержался на ней, а потом с явным презрением громко крикнул: