Роберт Уильямс - Корень всех зол

— Все, Джейк, все, — крикнул я, — я стою на месте. Лезь осторожнее, не торопись.

Однако он остановился совсем — левая нога неудобно вывернута, руки вытянуты над головой. Я услышал отчаянный плач.

— Я застрял! Я сейчас свалюсь!

— Джейк, я иду! Ты не упадешь! Стой на месте, не двигайся! Смотри на стену прямо перед собой!

Но он тут же взглянул вниз и снова придушенно заверещал от страха. Я полез по стене, спеша изо всех сил, крича, чтобы он успокоился и не боялся. Сейчас доберусь до него, думал я, сниму оттуда, и он поймет, что я не плохой, что я хотел ему только добра. Может, тогда все наладится.

— Джейк, смотри на стену прямо перед собой и держись крепче!

— У меня голова кружится! — отозвался он. — Все плывет! Я сейчас упаду! Правда упаду!

Он опять издал отчаянный крик. Я торопился как только мог, карабкаясь, взбираясь по стене, подтягиваясь на руках. Еще чуть-чуть, и я был бы рядом. Но тут снова послышался крик. Мгновением позже Джейк пролетел прямо мимо меня, ударился о стену ниже и, отброшенный, упал боком на дно карьера.

Я оставался рядом, пока не приехала «Скорая» — только отлучился к телефону, потом сразу прибежал обратно и больше уже не отходил. Я взял Джейка за руку; он попытался было приподняться, однако закричал от боли, его вырвало, и в рвоте я увидел кровь. Он выглядел в десять раз хуже, чем Оливер Томас тогда, много лет назад, и я сказал, чтобы он не вставал, а сам то и дело поднимался посмотреть, не едет ли «Скорая». Но стоило мне только привстать, как Джейк начинал плакать, и я снова наклонялся к нему. Наконец, я услышал окликавшие нас голоса и закричал как можно громче: «Мы здесь! Мы здесь! Мы здесь!», в третий раз уже на бегу, удирая оттуда, стараясь не слушать плач Джейка. Последнее, что я помню, — как он приподнимает голову, ища меня взглядом, вокруг на земле кровь, и в мыслях у меня: все-таки я был прав — когда такое случается, следы должны остаться.

Купив билет, я сел в автобус. Не помню, как я ехал; в себя я пришел, только когда мы оказались где-то, где было темно и ничего не видно, и водитель заглушил мотор. Тот, остывая, еще потарахтел некоторое время и затих. Я вылез вместе со всеми и из автовокзала вышел на улицу. Хотя я видел все это на фотографиях и по телевизору, раньше мне тут бывать не доводилось; я вообще ни разу не был в большом городе. Я проходил мимо магазинов, мимо сплошь остекленных зданий и старинных домов. Повсюду толпились люди, совсем не как в Клифтоне или в Рейтсуэйте. Всего казалось слишком много, и я вернулся на автовокзал. Но и здесь стоянки следовали одна за другой, на каждой какие-то знаки с буквами и цифрами, и я никак не мог в них разобраться. Я спросил у мужчины в светоотражающем жилете, какой автобус идет в Клифтон, а он ответил: «Все на табло, все на табло» — и указал в сторону огромного плексигласового экрана, торчавшего прямо из дорожного полотна. Я застыл перед ним, однако номера автобусов, города и время отправления кружились у меня перед глазами, словно стая мошкары. На секунду мне показалось, что я сейчас отрублюсь.

— Стоянка «Д», милый. Час двадцать.

Я перевел взгляд на женщину средних лет, не понимая ни слова из того, что она мне говорила.

— Автобус в Клифтон, милый. — Она указала куда-то за мою спину. — Стоянка «Д». Час двадцать.

— Спасибо вам, — проговорил я. — Спасибо.

Не знаю, что творилось у меня с лицом, но она коснулась рукой моего локтя и, повторив: «В час двадцать, милый», потянула за рукав в нужном направлении и только потом пошла к своему автобусу.

Через час я увидел обвитый плющом мост над железной дорогой, потом заброшенный амбар в поле, велосипедный магазин в конце выстроившихся в ряд домов — смутные, полустершиеся напоминания о прошлом, которого уже не существовало. Понемногу улицы и здания становились все более знакомыми, я начинал узнавать места, по которым мы проезжали, и наконец автобус остановился в центре Клифтона. Я сошел и двинулся на Кемпл-стрит. Я хотел подойти к дому с той же стороны, что и тем утром, когда все случилось. У начала Кемпл-стрит я отыскал проулок, выводивший прямиком на Хоторн-роуд. Он выглядел таким же, как я его запомнил, — сквозь серый гравий прорастали трава и бурьян. Выйдя на улицу, я будто снова оказался в своем детстве, которое все это время только и ждало моего возвращения. Я пошел мимо домов — мистера и миссис Доусон, Джексонов, старой миссис Армер. Какие-то из них изменились, другие остались прежними. Говорят, когда вырастаешь, все как будто становится меньше, чем было раньше. Для меня все здесь было таким же, не съежилось ни на дюйм. И вот я уже стоял перед номером семьдесят пять. Я заметил пристройку над гаражом — еще одна спальня или кабинет. Или игровая — у некоторых и такое бывает. Двери и окна новые, но узнать дом, наш дом, все равно можно. Я отвернулся и двинулся дальше, мимо домов миссис Франклин, мистера и миссис Сидалл, мистера Моула, мистера Тэйлора. Следующие я уже не помнил, иногда даже не узнавал на вид. Чем меньше становились номера, тем больше замедлялись мои шаги. И вот, наконец, — девять, семь, пять. Всматриваться я начал от девятого — просто на всякий случай. Уставившись в землю, я обшаривал глазами все вокруг. «Ну же, — крутилось у меня в голове, — ну же. Что-нибудь, хоть что-нибудь». Я прошел взад-вперед раз и еще раз, однако тот, восьмилетний, я оказался прав. Пятен крови нигде не было.

Два совершенно различных воспоминания остались у меня о том дне. Оба они сформировались и запечатлелись в памяти как нечто абсолютно реальное и в то же время зеркально противоположное, будто левая и правая ладони. В обоих я еду на велосипеде — это неизменная часть, я и мой велосипед. К тому времени он уже год как был моим, но мне все еще с трудом верилось, что у меня действительно есть свой собственный велосипед. В первом воспоминании я катался ранним субботним утром по пустырю за домом, и каждый раз, когда перед моими глазами возникал гараж, где произошла история с котенком, меня мучила совесть. Тогда я решил выбраться на улицу. Здесь было не так весело — ни ухабов, ни рытвин, да и места маловато, зато ничто не напоминало о плохом. Мне разрешалось уезжать не дальше дома шестьдесят пять, чтобы мама видела меня из окна. Кроме того, там жил наш знакомый — мистер Тэйлор. Однако именно за его домом склон набирал крутизну, и можно было как следует разогнаться. Пару раз я уже пролетал дальше на скорости, и ничего не случалось. С каждой новой попыткой, осмелев, я мчался все быстрее. Войдя во вкус, я не вцеплялся в руль мертвой хваткой, когда он начинал ходить ходуном, и не жал на тормоза, а наоборот, держал ладони свободней, и все толчки и сотрясения гасились, отзываясь лишь приятно щекочущей дрожью в локтях. Я взглянул на часы — дома я должен был быть только через десять минут. Как раз хватит, чтобы скатиться. Нужно использовать шанс по полной и впервые в жизни спуститься до самого конца Хоторн-роуд. Вполне успею туда-обратно, прежде чем мама меня хватится.