Джессика Андерсон - Лицедеи

— Подожди минутку…

— Это я — хваткая? Когда уже столько лет…

— Подожди. Вот почему я так удивился, когда ты ввязалась во все эти дела: протесты против атомной бомбы, против войны во Вьетнаме, выступления в защиту аборигенов, неимущих. Потом появился Стивен, и дел этих стало еще больше. Я думал, ну что ж, она вновь превращается в милого маленького ребенка.

Гермиона встала, выдвинула ящик комода, с шумом задвинула.

— Так и было на самом деле, — сказала она.

— Возможно, так и было на самом деле. Но потом — только не думай, Гермиона, что я не знаю, о чем ты тоскуешь, — потом ты поняла, что… «сыны века догадливее сынов света» [3] Новый завет, Лука 16,8. … Когда я прочел эту фразу, я подумал: а ведь верно, черт побери. Для детей света нет надежды.

— Библия производит такое сильное впечатление, — растерянно проговорила Гермиона, — потому что там в каждом слове есть тайный смысл.

— Прочти я эту фразу в вечерней газете, она тоже произвела бы на меня впечатление.

— А если нет тайного смысла, в другом месте будет сказано что-нибудь прямо противоположное.

— Дети света оказываются глупцами по сравнению с остальными детьми своего поколения. То есть сейчас. То есть в тот единственный отрезок времени, какой меня интересует, потому что другого у меня нет. Да-да, я знаю, Гермиона, что у тебя трое малышей, и притом замечательных малышей. Не порви ты с детьми света, я не сказал бы ни слова. Но ты порвала, сама, я тут ни при чем. Я оставался наблюдателем. Ты перешла на нашу сторону.

— У меня есть еще муж.

— Мужья в состоянии сами позаботиться о себе. Я не верю, что ты забыла тот вечер у Эриксонов, я помню и ты помнишь.

— Мне вспоминается какой-то вечер у них на кухне: были Рози, Сильвия и Кейт, ты пришел с Питером Эриксоном и с его братом. Пришел пьяный.

— Под конец вы втроем тоже были хороши.

Гермиона побродила по комнате, открыла шкаф.

— Глупые дети, вот кто мы были.

— Рози и Сильвия уже не были детьми. А тебе исполнилось пятнадцать.

— Шкаф здесь очень на месте. Можно все-таки посмотреть другие спальни?

— Можно. Пойдем.

— Так я и знала, — сказала Гермиона в третьей спальне. — Вечно они экономят на мелочах.

— В тот вечер у Эриксонов ты сидела на краю кухонного стола. Мини-юбки тогда еще не вошли в моду…

— Как я радовалась, когда они снова вышли из моды. При моем росте лучше не носить мини-юбок.

— Дело не в росте. Мини-юбки не идут к твоему лицу богини.

— Да? — Гермиона с улыбкой обернулась к Стюарту. — Не знаю, радоваться мне или огорчаться.

— Не стоит огорчаться из-за того, что у тебя лицо богини, Гермиона. А в тот вечер, в тот вечер мы с братом Питера немножко расшалились, он вышвырнул меня из кресла — вижу, ты прекрасно все помнишь, — я пролетел через всю кухню, ткнулся головой тебе под юбку, и в кухне воцарилась гробовая тишина.

— Я не…

— Ты тоже молчала.

— Я не помню, молчала я или нет, — медленно проговорила Гермиона. — Может быть, и молчала от потрясения. Мне было всего пятнадцать лет.

— Можешь не сомневаться, в мои двадцать семь я тоже был потрясен.

— Тебе не следовало этого говорить. О таких вещах не говорят.

— Ты нервничаешь.

— Да. Мне страшно.

— Вполне естественно. Если мы ляжем в постель, ты избавишься от страха.

Гермиона с бесстрастным лицом отвернулась и пошла к двери. Стюарт вскочил и схватил ее за руку.

— Вот что, Гермиона, не вздумай выскакивать на улицу с таким лицом. — Стюарт говорил холодно и сухо. — Здесь есть соседи. У меня хорошая деловая репутация, и я намерен ее сохранить.

— Можешь не беспокоиться, — так же сухо ответила Гермиона.

— Я говорил с тобой вполне серьезно, хотя вовсе не собирался затевать этот разговор. Не знаю, был ли я в кого-нибудь влюблен, но если был, то в тебя.

Гермиона смотрела на дверь.

— И… что ж, бороться так бороться, я хочу открыть тебе еще одну тайну, хочешь верь, хочешь нет. Я богаче, чем обо мне думают. В пятидесятые годы я заполучил несколько хороших земельных участков. Один из них на пару с братом Питера Эриксона, поэтому я оказался у них на кухне в тот вечер. Перепродажа участков поставила меня на ноги, а из дела я вышел до того, как эту лавочку прикрыли. Я не выставляю свои деньги напоказ. Положение немножко странное. Но я не могу жить иначе. Что мне нужно кроме того, что у меня есть? Яхта? А где я возьму время плавать на яхте? Я подкидываю немного денег маме, но совсем немного, иначе она рассорится с Кеном. Если отец ничего не оставит Сильвии, — я, впрочем, думаю, что оставит, — я хотел бы помочь ей устроиться, хотя она, кажется, уже устроила свою жизнь. По-моему, она постоянно держит себя в узде, живет слишком трудно, но ей нравится так жить, не знаю, захочет ли она что-то менять. Все сейчас гадают, что будет с отцовскими деньгами, это вполне естественно, но я богаче отца. Знай отец, сколько у меня денег, он бы наконец зауважал меня или попытался убить.

Гермиона подняла брови и сказала, по-прежнему глядя на дверь:

— Зачем ты мне все это сообщаешь?

— Я подумал, может, поразмыслишь на досуге. Если что-нибудь решишь, дай знать. А пока, Гермиона, принимая во внимание, что у тебя трое маленьких детей, я советую тебе и Стивену поискать дом на северном побережье.

Открывая окна у себя в квартире, Сильвия увидела в небольшом парке через улицу пятерых китайских моряков, которых уже видела в Ботаническом саду.

В шесть часов Сильвия позвонила Стюарту.

— А, привет, Сил. Как ты нашла маму?

— По-моему, вполне ничего.

— Еще бы! Послушай, можно я позвоню попозже?

— Не стоит, Стюарт. Я на минутку. Скажи, мама умеет читать и писать?

— Не клади трубку. Я сейчас, — спокойно сказал Стюарт. Через минуту Сильвия снова услышала его голос: — Я подошел к другому телефону. У меня тут один человек, он интересуется квартирой. Нет, Сил, мама не умеет ни читать, ни писать.

— Как ты об этом узнал?

— Заметил.

— Когда?

— Не могу тебе сказать, давно. Я был еще совсем маленьким. Я помогал ей хранить эту тайну. Прошу тебя, ни в коем случае не показывай вида, что ты догадалась. Она боится этого больше всего на свете.

— Кого я не могу понять, так это отца. Он должен был знать. Но я помню, как он говорил по телефону из Уарунги…

— Он не знал…

— Прожил с ней больше двадцати лет и даже не заметил, что…

Стюарт потерял терпение.

— Да. Не заметил. Не могу сейчас больше, Сил.

— Прости. Я не знала, что ты работаешь по вечерам.

— Я работаю в любое время. А сегодня потратил впустую почти всю вторую половину дня, — сказал Стюарт и положил трубку.

Стивен и Гермиона сидели у себя на кухне и пили вермут, пока в кастрюле что-то доваривалось.

Мимо прошел поезд, другой промчался ему навстречу. Гермиона закрыла глаза и прижала руку ко лбу. Потом произнесла еле слышно: — Я была в Доувер Хайте.