Гари Штейнгарт - Приключения русского дебютанта

Казино было размером со спортивный зал в научно-математической школе, где учился Владимир, и имело такое же отношение к азартным играм, как школьный спортзал к спорту. Вокруг складных столиков лепились кучками светловолосые девушки; дымя сигаретами, они изо всех сил пытались выглядеть роковыми в резком свете галогеновых ламп. «Дайер Стрейтс» пели: «Деньги бери из воздуха, а девок задарма». Только не в этом шикарном месте.

— Добрый день, — галантно произнес Владимир, хотя и не был уверен в том, что день за безоконным мраком казино еще не превратился в вечер. Ответом ему была фронтальная масса нефильтрованного дыма, выдохнутого девушкой с кожей цвета зеленого лука и столь тщедушного вида, что, возможно, она и сама бы взлетела вслед за дымом, если бы не накладные плечи, придавившие ее к полу.

— Это Владимир, — сказал Костя. — Он приехал к нам, чтобы проворачивать дела с американцами.

Девушки немедленно вышли из ступора, подтянулись и скрестили ноги. Послышалось хихиканье и многократно повторенное слово «американец». Гюрза с плечиками с трудом поднялась со стула и, опираясь на столик, чтобы не упасть, представилась по-английски:

— Я — Лидия, вожу «форд-эскорт».

Остальные нашли ее высказывание чрезвычайно остроумным и зааплодировали. Владимир собрался было произнести несколько ободряющих слов, но Костя взял его под руку и вывел из казино со словами:

— Ты, наверное, устал с дороги.

Они поднялись на два марша по лестнице, провонявшей говяжьей тушенкой и крахмалом — ароматами русского семейного быта, — и вошли в ярко освещенный коридор с несколькими дверями в ряд.

— Твоя номер двадцать три. — Костя на манер хозяина дешевой гостиницы крутил на пальце связку ключей. Войдя в квартиру, он сделал широкий жест рукой: — Это большая комната.

В комнате было не повернуться, оливковый шведский диван, громоздкий телевизор и чемодан Владимира, вскрытый и обысканный, заняли все пространство. Ксерокопии статей об американской общине в Праве, которыми Владимир запасся на всякий случай, были разбросаны по полу; бутылка шампуня булькала под диваном, по полу змеился зеленый ручеек. Ох уж эти любопытные русские. Как приятно вернуться в страну абсолютной прозрачности.

Следующая остановка — спальня с удобной широкой кроватью, — продолжал обход Костя. Кроме кровати в спальне имелся простенький гардероб, а окно выходило на фабричные трубы, заменявшие горизонт. — Еще есть прекрасно оборудованная кухня и маленькая комната для работы и обдумывания всяких важных мыслей.

Владимир заглянул во встроенный шкаф, где стоял письменный стол размером со школьную парту, а на нем — печатная машинка с русскими буквами.

— В Москве в такой квартире помещаются две семьи, — заметил Костя. — Есть хочешь?

— Нет, спасибо. В самолете…

— Может, выпьешь чего-нибудь?

— Нет, я бы лучше…

— Тогда спать.

Обняв гостя за плечи, Костя отвел его в спальню. Владимир уже и забыл, как легко русские входят в телесный контакт. Там, за океаном, на приемной родине, даже отец, бывший когда-то вась-вась с простыми колхозниками, приучился держать положенную в Америке дистанцию.

— Вот моя визитка, — сказал Костя. — Звони в любое время. Я здесь, чтобы охранять тебя.

Охранять?

Владимир устал с дороги, у него слипались глаза.

— Но разве мы все здесь не друзья-товарищи? — задал он вопрос, достойный актера, пробующегося на роль в советской версии «Улицы Сезам», но ответа не последовало.

— После бизнесменского обеда, — сказал Костя, — мы с тобой поедем осматривать Праву. У меня такое чувство, что ты оценишь красоту этого города. Наши люди не очень-то… Да что говорить! Завтра я зайду за тобой.

Распрощавшись с Костей,Владимир перерыл багаж в поисках бутылочки с миноксидилом. По милости Франчески, сурово предостерегавшей его от преждевременного облысения, он чуть ли не подсел на этот тоник для волос. Владимир направился в ванную, типовой санузел, украшенный клеенчатой занавеской с неестественно огромным павлином: огненный хохолок, слюнявый клюв — такой самец, наверное, кидается на все, что обладает хотя бы отдаленным сходством с пернатыми и яйценоскими.

Владимир зачесал волосы назад, оголив участки, нуждавшиеся в обработке, и принялся обильно втирать миноксидил, желая возместить пропущенный в самолете сеанс. В зеркале он видел, как щурится, когда капля снадобья падает со лба, удобряя его подраставшую бороду.

В спальне он ощупал толстое пуховое одеяло, засунутое в пододеяльник, вышитый мережкой, — точно такой же был у них в Ленинграде. Владимир уже собрался залезть в постель, как вдруг… что за черт, у него подкосились ноги и он упал на ковер, колючий, как его подбородок. И впрямь, что за черт: Франческа, Хала, мать, дом… Он изо всех сил таращил глаза, уперев взгляд в белый потолок, но даже заманчивая мысль о пуховом одеяле и его материнских качествах не подняла нашего героя на ноги, и он заснул прямо на полу.

Бизнесменский обед был в полном разгаре.

Красноносый, толстопузый дебил, которого Владимиру представили как младшего заместителя помощника директора по финансовому планированию, брякнул нечто двусмысленное о девушке Сурка, украинке по национальности, и теперь двое дюжих парней в лиловых пиджаках вытряхивали его из-за стола. Крики заместителя стали еще громче, когда за ним закрыли дверь, но сидящих за столом это мало волновало — в зал как раз вкатили новые картонки с «Джеком Дэниэлсом»; работницы казино в честь приема были раздеты почти догола.

На столе раскинулось мозаичное панно с изображением куриного Бородина, сложенное из объедков котлет по-киевски — гнутые косточки, лужи масла. Сотрапезники жарко спорили о том, как лучше есть сосиски, продаваемые в центре города, — засунутыми в американские булочки или положенными на кусок традиционного ржаного хлеба. Каждое высказывание сторон акцентировалось мощным выбросом сигаретного дыма, после чего рука небрежно тянулась к бутылке.

Владимир закашлялся и протер глаза. На одном конце стола Костя невозмутимо уплетал баранью грудинку, на другом славянский лось, входивший в сильно набравшуюся группу сопровождения Гусева, громко нахваливал ржаной хлеб и водку, а также огурчики со своего огорода, столь свежие, что от них до сих пор пахнет навозом.

Кулак Сурка тяжело опустился на стол, и сразу наступила тишина.

— Ладно, — сказал Сурок — Теперь бизнес.

Молчание длилось. Господин с кустистыми бровями, сидевший рядом с Владимиром, впервые за время обеда повернулся к нему, при этом вид у господина был такой, словно перед ним поставили добавочную порцию куриных котлет. Постепенно остальные последовали его примеру. Владимир трясущимися руками налил себе виски. Весь день он нервничал и отказывался от еды и питья, но теперь воздержание казалось ошибочной тактикой.