Гари Штейнгарт - Приключения русского дебютанта

— Нет, — ответил Гусев. — А у тебя кличка Еврей?

Сурок рассмеялся и погрозил Гусеву пальцем, второй же приближенный — маленький, но крепкий, с тонкими, как у ребенка, светлыми волосами и синими кобальтовыми глазами, напоминавшими воды озера Байкал, какими они были столетия назад, — покачал головой и сказал:

— Извините Гусева, он у нас убежденный антисемит.

— Да, конечно, — сказал Владимир. — У всех есть свои…

— Константин Бакутин, — представился второй помощник Сурка и протянул руку. — Называй меня Костей. Я главный по финансам. Поздравляю с победой над Службой иммиграции и натурализации. Это крепкий орешек — уж мы-то знаем, пытались его расколоть.

Владимир начал было благодарить соотечественника на самом выразительном и цветистом русском языке, на какой только был способен, но Сурок вытолкал всех наружу, где между кучками туристических автобусов и замызганными такси польского производства стоял караван БМВ. У всех машин на капоте красовался желтый логотип «ПраваИнвеста», каждая была окружена высокими парнями в лиловых пиджаках необычного покроя — нечто среднее между деловым костюмом и смокингом.

— Эти в основном столованцы, — объяснил Сурок. — Мы часто нанимаем местную рабсилу.

Он помахал своим людям, а Гусев, сунув два пальца в рот, свистнул.

С изумительной четкостью постмодернистской хореографии двенадцать поджарых столованцев одновременно распахнули дверцы двенадцати машин. Кто-то из людей Сурка забрал у Владимира багаж. Гостя усадили в БМВ. Строгий немецкий интерьер машины был зачем-то изуродован джерсовой обивкой в черно-белую зебровую полоску и мохнатыми подстаканниками.

— Тут у вас очень симпатично, — сделал комплимент Владимир. — Все, как говорят американские компьютерщики, для удобства пользователей.

— О, это заслуга Эстерхази, — сказал Сурок и свистнул волосатому мужичку, с угрюмым видом стоявшему в тени «рейндж-ровера».

Эстерхази, в черном кожаном пиджаке на голое тело, в кожаных штанах, заправленных в замшевые сапоги «Капизиос», помахал Владимиру пачкой «Кэмела», а Сурку показал большой палец.

— Да, венгры всегда впереди планеты всей, — вздохнул Сурок почти с завистью, тем самым поставив точку в дискуссии на интернациональную тему.

Процессия выехала на шоссе. Владимир высматривал первые говорящие приметы — флора, фауна, постройки — новой страны, в которую он попал. За постройками дело не стало: очень скоро они возникли по обе стороны шоссе. Жаль, их не предварили дорожным знаком «Ближайшие 100 развилок — детство Владимира»: бесконечные ряды облезлых жилых домов советской эпохи; там, где отвалилась штукатурка или стена пошла сырыми пятнами, ребенок с воображением узнавал разных животных и созвездия. В просветах между этими чудищами виднелись крошечные пустыри с горсткой песка и ржавыми качелями — на таких площадках Владимир иногда играл. Верно, это была Права, а не Ленинград, но скорбная череда таких домов тянулась от Таджикистана до Берлина, и не было от них спасения.

— Первый урок столованского языка, — сказал Костя. — Эти жилые коробки столованцы называют панеляками. Понятно почему? — Ответа не последовало, и Костя продолжил: — Потому что они как бы сложены из панелей.

— Нам столованский не нужен, — заметил Сурок. — Эти козлы отлично говорят по-русски.

— Если возникнут с ними проблемы, — сказал Гусев, — позвони мне и мы на них наедем, как в шестьдесят девятом. Я в то время был здесь, между прочим.

По меньшей мере еще минут десять они ехали мимо блочных жилых кварталов, изредка их сменяли закопченные саркофаги стареньких перегруженных электростанций или оруэлловские силуэты фабричных труб, едва различимые в клубах дыма, который они сами и извергали. Иногда на глаза попадалась строящаяся башня австрийского банка или старый склад, обновляемый под представительство немецкой автомобильной компании На расспросы Владимира в машине хором отвечали:

— Куда ни глянь, всюду деньги — только руку протянуть.

Панеляки наконец остались позади, но, когда уже замаячила туристическая Права с булыжными мостовыми, рассеченными серебряными извилинами трамвайных рельсов, процессия, к сожалению, свернула вправо и двинулась по песчаной дороге с редкими вкраплениями асфальта, напоминавшими автомобилистам о том, сколь цивилизованной бывает жизнь. В отдалении показался личный панеляк Сурка: несколько зданий стояли за оградой на вершине сыпучего холма, балконы походили на брустверы неприступной крепости социализма.

— Четыре здания, два построены в восемьдесят первом, два в восемьдесят третьем, — похвастался Сурок.

— Мы купили все это в восемьдесят девятом меньше чем за триста тысяч долларов, — добавил Костя.

Владимир попытался было запоминать эти цифры, вдруг пригодятся на каком-нибудь экзамене, и неожиданно понял, что устал.

На пятачке между домами замерли наготове несколько американских джипов и танк с дырой вместо дула.

— Ну вот и хорошо, — благодушно произнес Сурок — Нам с Гусевым надо отъехать в город, а Костя покажет тебе твою комнату. Завтра у нас то, что я называю бызнесменским обедом. Между прочим, это еженедельное мероприятие, на нем мы обсуждаем разные идеи, кое-что отмечаем для себя.

Гусев процедил «до свидания», и моторизованная армада приступила к выполнению сложного маневра: развернуться в сторону золотой Правы, не врезавшись при этом в танк. Костя же, насвистывая «Калинку», повел Владимира к входу в здание, обозначенное без лишних затей как № 2.

В холле было тесно. Под одинокой голой лампочкой толклись, источая густой запах пота, десятка два парней с оружием наперевес, на полу валялись пустые бутылки и игральные карты, и над всем этим сонно жужжали толстые, одуревшие от сытости мухи.

— Знакомьтесь, Владимир, уважаемый молодой человек, — объявил Костя.

Владимир отвесил легкий поклон, как и подобает уважаемому молодому человеку. Затем повернулся в одну сторону, в другую, чтобы никого не упустить, и произнес по-русски:

— Добрый день.

Рыжебородый человек неопределенного возраста, весь обклеенный детскими светящимися пластырями, поднял свой «Калашников» и пробормотал ответное приветствие. Он, очевидно, высказался за всех.

— Лучшие люди Гусева, — сообщил Костя, когда они повернули в коридор. — Все служили в войсках МВД СССР Не советую наступать им на любимую мозоль. И не спрашивай меня, а уж тем более Гусева, зачем они нам нужны.

Коридор закончился приоткрытой дверью, над которой жирной автомобильной смазкой было выведено-. КАЗИНО. Из помещения за дверью доносилась песня «Дайер Стрейтс» — «Деньги из воздуха».

— Отремонтировать, конечно, надо, — заметил Костя, предупреждая недоумение гостя, — но заведение все еще прибыльное.