Владимир Контровский - Рассказы Старого Матроса

И тогда снова сказал своё веское слово «дед». Как известно, машинное масло имеет обыкновение взрываться при соединении его с чистым кислородом. Кислородные баллоны (для сварки) в машине имелись, а уж масло тем более. Загвоздка в том, как именно соединить ингредиенты взрывного устройства — запросто можно остаться без головы. Судили-рядили и придумали: баллон с кислородом вкопали под зловредным ропаком и пристроили над чуть приоткрытым вентилем кружку с маслом. Теперь оставалось с безопасной дистанции дёрнуть за верёвочку — дверь и откроется.

Однако Балленский массив имел на этот счёт своё собственное мнение. Задула пурга, зашевелился лёд, глыбы его заскрежетали по бортам, громоздясь одна на друга. В образовавшейся толчее самодельную адскую машину унесло неведомо куда, так и не дав опробовать её в действии.

В экстремальных ситуациях скорость и эффективность мышления заметно возрастают. Связались с «Пенжиной» (к всеобщей радости, там подрывник со всеми необходимыми снадобьями имелся) и отправили туда вертолёт. Тропка была уже нахоженной — вот-вот собирались начать эвакуацию на «Пенжину» пассажиров и почти всего экипажа «Сомова».

Вертолёт вернулся достаточно быстро, и встречал кудесника чуть ли не весь экипаж. Но тут вновь вышел казус: воодушевляясь перед предстоящим подвигом, подрывник несколько переусердствовал с допингом, и доверять ему сейчас что-то взрывоопаснее стакана со спиртом было бы опрометчиво. Маг взрывчатых веществ рвался в бой, обещая подорвать в считанные минуты всю Антарктиду, но старпом решительно изъял у спасателя коробку с детонаторами и отправил небесного пришельца спать.

К чести подрывника, он сумел вернуть утраченную боеспособность всего через несколько часов. Ночную темень разорвал мощный взрыв, поднявший высокий столб воды и льда, и долго ещё по палубам и по надстройке шелестели падающие сверху ледяные ошмётки-осколки.

Врубили все четыре дизель-генератора на полную мощность — шутки в сторону. «Сомов» содрогался всем корпусом, скрипел, стонал и жаловался, но лез и лез вперёд, выигрывая метр за метром, словно проникаясь чаяниями своего населения. Разворачивались носом к трещине (её, слава богу, пока не затянуло) полтора суток, и, наконец, «Сомов» просунул в узкую щель свой крепкий нос. Потом змеёй ползли по трещинам и разводьям ещё двое суток, а потом ещё больше суток лавировали среди норовящих вновь сомкнуться плавающих льдов — к счастью, уже куда более разреженных, чем в холодном чреве Балленского массива.

Встретились с верной «Пенжиной», побратались, выпили — но по сокращённой программе. «Сомов» потерял почти два месяца во льдах, а дел оставалось ещё очень много. И вились в ночи над мачтами встретившихся наконец двух судов зелёные ленты южного полярного сияния, словно вручённые цветы или праздничный фейерверк.

На следующее после «аборта» (то есть швартовки борт к борту в открытом море) с «Пенжиной» утро «Михаил Сомов» уже раскачивался на серо-свинцовых волнах неистовых пятидесятых — океан здесь спокойным практически не бывает никогда.

А потом был небольшой австралийский порт Джилонг, что недалеко от Мельбурна, значительную часть населения которого состояла из русских эмигрантов, перебравшихся сюда из китайского Харбина. И встречали героев ледового дрейфа (в Джилонг вообще суда заходят редко, а уж такие знаменитые — и подавно) на берегу так радушно, что перед отходом помполит пробежал по каютам «Сомова» чуть ли не две марафонские дистанции, терзаемый убийственной мыслью: «А не остался ли кто из экипажа в этом гостеприимном порту на веки вечные? Да меня ж за это…».

Но это уже совсем другая история.

О том, насколько важно для корабля то, как он назван, великолепно сказал ещё капитан Христофор Бонифатьевич Врунгель в своих лихих и незабываемых «Приключениях». Во все времена и во всех странах существовал набор неких стереотипов, которым следовали при выборе имени для новорождённого судна. Цари, короли, герои, святые, хищное зверьё всякое разное, прилагательные, определяющие положительные качества субъекта («Пылкий», скажем, или там «Непобедимый», или «Стремительный») и, конечно женские имена — ибо для мужчины женщина как существо обладает особой притягательной силой и мысли мужчины с этим существом практически всегда так или иначе связаны (верна и обратная зависимость: мысли женщины — мужчина, но это уже тема не короткого рассказа, а многотомного исследования, каковых уже тьма написано).

Так вот, об именах кораблей и судов (разница есть: «корабль» — это военный, а «судно» — всё остальное-прочее). Всегда и везде существовали приоритеты, диктующие названия, которые по прошествии лет и по изменение ценностных ориентиров выглядят достаточно нелепыми. В самом деле, ну чем в принципе отличается имя фрегата «Трёх иерархов» (или «Трах-тарарах», как его звали российские матросы восемнадцатого века) или броненосца «Двенадцать апостолов» от имени сухогруза «ХХ съезд КПСС» или рефрижератора «50 лет ВЛКСМ» по своей малой пригодности для нанесения на корабельный борт? Но были ведь периоды истории, когда так совсем не считали. В каждой избушке свои погремушки…

С именами судов связано немалое количество курьёзов.

На Дальнем Востоке существовала серия траулеров «Союз». Собственно говоря, так было названо головное судно, а потом какой-то мудрый чиновник из недр Министерства рыбного хозяйства СССР, дабы не утруждаться чересчур (и, не дай Бог, не изобрести имечко, которое может не приглянуться чем-либо чиновнику рангом повыше), просто-напросто порешил одарить именем «Союз» всю серию, добавив для различия sistership’ов порядковые номера («Союз-2», «Союз-3» и так далее). Тем самым, между прочим, этот находчивый человек предвосхитил идею режиссёров-постановщиков нынешних блокбастеров с их «Горцем-2» и «Киборгом-3» (с чего это, спрашивается, должен зритель ломать себе голову и гадать, что ждёт его под новым названием фильма? А так всё ясно и понятно). И ловили эти траулеры рыбку без всяких там недоразумений.

Но вот однажды траулер «Союз-5» пришёл в порт Невельск на Сахалине после удачного промыслового рейса. Удачного в том смысле, что план по рыбе был выполнен и перевыполнен; а значит, в карманах у рыбаков зашуршали денежки, и немалые. Распоряжались этими денежками труженики моря по-разному — сообразно своим привычкам, потребностям и особенностям характера. Кто-то улетел на материк в отгулы и отпуск, кто-то хозяйственно сложил заработанное на сберкнижки и аккредитивы, а кто-то пустился в разгул — на радость директорам ресторанов и винных магазинов, а также дамам с гибкими телами и с не менее гибкими моральными принципами, кои во множестве населяют портовые города всего мира. И кое-кто, нагрузившись горячительным до полной потери ориентации во времени и пространстве, завяз в тенётах родной милиции, предусмотрительно расставленных вблизи всех мало-мальски значимых увеселительных мест данной географической точки. Милиция ведь тоже кушать хочет, а рыбаки готовы платить — лишь бы не пошла в отдел кадров грозная телега о попадании в вытрезвитель. А можно и просто обчистить карманы: кто докажет, что там вообще было что-то, кроме мелочи да смятой пачки курева, на момент доставки бедолаги в вышеупомянутое человеколюбивое учреждение?