Данил Гурьянов - Любовь языком иносказаний

Начальницей нового объединенного отдела администрация Института поставила меня. Прибавилось работы. А в моей личной жизни ничего не изменилось. Я по-прежнему жила одна (не считая Скарлетт), по-прежнему все чего-то ждала, по-прежнему хранила в себе любовь к Наилю, от которой так и не смогла избавиться. Наиль, после того как семь лет назад развелся с Ульяной, больше не женился. О его личной жизни я ничего не знала. Наши отношения с Наилем по-прежнему оставались чисто служебными и по-прежнему мне казалось, что мы так и разговариваем все эти годы языком иносказаний. Множество вроде бы незначительных ситуаций, жестов, взглядов — вот единственное проявление нашей любви. Нашей?.. Не много ли я на себя беру? Не знаю, не знаю… Пытаться что-то понять, рассматривать всевозможные варианты мне надоело. Я хочу верить только в то, что чувствует мое сердце. Что касается моего рассудка, то он уже давно знает, что Наиль стал неизменной частью моей жизни. Чем больше проходит времени, тем сильнее меня засасывает мой образ жизни, нежелание менять что-либо. Моя душа оживает, растревоживается, начинает трепетать, только когда я увижу Наиля, но рабочий день неумолимо подходит к концу, мы опять расходимся в разные стороны…

По пути домой я иду на рынок и покупаю там много продуктов, среди которых обязательно должно быть что-то вкусненькое. Например, раньше я покупала себе в день по две пачки московских вафель, потом они мне приелись, и я стала покупать себе на вечер по три мороженых, а сейчас у меня новая мода — каждый день я покупаю по датскому рулету, прослоенному взбитыми сливками и ягодным джемом. Все свои деньги я трачу только на еду для себя и Скарлетт. Вечер я обычно провожу, сидя перед телевизором в кресле, вокруг которого прямо на полу стоят грязные тарелки, чашки, валяются разные ложки, фантики и банановые шкурки. От такого образа жизни я начинаю полнеть, но насиловать себя всевозможными диетами я не собираюсь, так как еда — это единственная радость в моей жизни. Тем более, что моим телом все равно никто не пользуется, и у меня нет стимула, чтобы поддерживать его в надлежащей форме. «Колотушечка»! — обычно говорю я, глядя на себя в зеркало. Не то чтобы я стала толстой, нет. Просто по сравнению с моей прежней стройной фигурой я пополнела, стала этакой пышечкой. Что касается Наиля, то годы пошли ему на пользу, он несколько заматерел и стал еще привлекательнее внешне и интереснее как человек. Но меня это пугает, потому что я начинаю комплексовать, мне кажется, что такая, как я, его уже не может интересовать! А что вы хотите, мне уже сорок лет…

Сорок лет… Подхожу к зеркалу, с ужасом выискиваю новые морщинки на лице, в отчаянии разглядываю очередную до тех пор, пока она не закрывает собой весь мир предо мной! Сорок лет! Но ведь я все та же девчонка, в моей жизни даже не было ничего такого особенного, чтобы можно было сказать: «Да-а, вот уже и сорок лет». Я не выросла из романтики, мечтаний, ничего не узнала в жизни — да какие еще сорок лет! Я ведь еще ребенок! Но почему же так вышло, почему я до сих пор осталась ребенком? В чем моя вина? Общество предлагает женщине три варианта: мать, жена, любовница — комбинируй как хочешь. Я не стала ни одной из них. Матерью я хотела быть всегда и в молодости не сомневалась, была уверена, что КОГДА-НИБУДЬ обязательно рожу ребенка. Но чем дальше продвигался мой возраст — тем дальше отодвигалось это «когда-нибудь», пока однажды, кушая кекс перед телевизором, я вдруг не поняла, что мне и так хорошо. Я живу размеренной установившейся жизнью и вдруг все кардинально изменить? Это не каждому под силу и мне в том числе. «Эгоистка! Волчица бесчувственная!» — закричат сейчас, наверно, на меня некоторые из реализовавшихся матерей, но ведь их жизнь наверняка не напоминала жизнь в монастыре, как у меня. Хотя меня тоже никто и не заставлял жить как монашку, но я и не могла иначе! Все чертова натура однолюбки! Мол, если и принадлежать кому, то только Наилю, но этого не произошло, и я так и не стала ему женой, матерью его детей.

Что же касается роли чьей-то любовницы, то тут я припоминаю один случай. Однажды вечером, когда мы со Скарлетт гуляли по улице, я увидела впереди меня какую-то парочку. Толстый немолодой мужчина, одетый дорого, но неопрятно, со всклокоченными черными волосами и обвисшим смуглым лицом, размахивая руками, что-то доказывал стоящей рядом с ним женщине, блондинке, подстриженной под «карэ» и одетой в шикарное белое пальто. Я уже почти поравнялась с ними, когда мужчина ободряюще потискав блондинку, поспешил к своему припаркованному рядом автомобилю, стоящему с открытой дверцей и заведенным мотором. От этого мужчины, уже проходящего мимо меня, пахнуло перемешавшимися запахами жареных семечек, дешевой туалетной воды и сигарет. Я, убыстрив шаг, поспешила выскочить из этого удушливого облака. Блондинка, которую я видела только со спины, отрывистыми шагами пошла прочь, низко опустив голову. Я решила, что она любовница, возвращающаяся в свою пустую квартиру и плачущая. И вдруг мне стало так хорошо! И это произошло от ощущения собственной чистоты, ведь в принципе мы с этой блондинкой в похожих ситуациях, но я не продаю свое тело ради белого пальто отвратительным дегенератам, об меня не вытирают ноги, я сохранила достоинство. Прости, блондинка в белом пальто, но мне так приятно думать, что я все-таки счастливее и лучше тебя.

В тот вечер я в очередной раз прочувствовала то счастье, которое испытываешь, когда кого-то любишь. «Я люблю Наиля, и я ему верна! Как это красиво, прекрасно!» — не могла я нарадоваться в своих мыслях. Но подобные приступы счастья всегда с лихвой уравновешивались приступами депрессии, когда мне было мало только думать о Наиле, когда мне невообразимо хотелось жить рядом с ним, наслаждаться его обществом, ощущать свою необходимость для него. После обычного приступа депрессии наступала безысходность, апатия, видимо, срабатывали защитные силы организма, чтобы не дать мне перегореть в своих чувствах. Будучи апатичной, усталой и безразличной ко всему, я непроизвольно снова набирала сил, чтобы затем опять оказаться в плену вновь вспыхнувших чувств.

За двенадцать лет, что я знаю Наиля, я неплохо изучила его вкусы, привычки, взгляды на мир. Порой меня рассмешит, возмутит или заинтересует что-нибудь такое, что другим глубоко безразлично, но я с восторгом осознаю, что я не одинока, потому что, окажись на моем месте Наиль, он бы реагировал точно так же, как и я. Это создает между нами связь, не знаю, двухстороннюю ли, но, по крайней мере, я ощущаю эту связь всегда. Я постоянно пытаюсь представить себе, что Наиль делает в эту минуту и, зная его увлечения, рисую в своем воображении всевозможные картины его жизни за пределами Института. Мне тоже хочется влиться в эту его жизнь, разделить его увлечения, принять его внутренний мир и предложить свой.