Джулия Тот - Гном

Дима, молча качая головой, посмотрел на маленького мужчину с молящими темно-серыми глазами и подумал, что жизнь расставила и пешки и ферзи его судьбы так, что дороже этого умного гнома никого у него нет, и не может он отказать ему, потому что этим во второй и последний раз поставит точку на жизни друга. Он взял Сергея за плечи и, развернув, посадил рядом с собой на диван:

— Конечно, Гном, конечно, я согласен, и спасибо тебе, для меня это честь, — он смотрел, как серые глаза наполняются слезами, и как одна из них скатывается по мужскому красивому лицу, и уже сам сквозь какую-то пелену услышал тихое:

— Извини, это я от радости, — и увидел, как Гном выходит из комнаты.

Сергей, только закрыв за собой дверь ванной, почувствовал, как маленькие свинки в душе оглушительно завизжали, быстро закрутили хвостиками и, умывшись, совершенно счастливый, вернулся в комнату, к Диме, где почти до утра они проговорили, в какие издательства и каким образом будут доставлять рукописи, которые распечатывали в это же время, мешая самим себе жужжанием принтера.

Утром Дима взял четыре экземпляра книги, чтобы развезти их по издательствам, в которых уже засветился как переводчик. А провожавший его Сергей, никогда не думавший о Боге и не веривший в него, неожиданно понял, что непрерывно мысленно повторяет: «Господи, пожалуйста, помоги!». Ужаснувшись своему странному поведению, он решил выйти на кухню, в надежде застать там старушку-соседку, послушать ее рассказы о длиной жизни — чтобы забыться и отвлечься от бесконечно-нервного ожидания. Но старушки на кухне не было, и Сергей постучался к ней в дверь, пригласив попить чай, на что та в знак согласия довольно быстро открыла дверь и, бросив: «Чайник ставь, я только варенье возьму», быстро исчезла в глубине светлой комнаты.

За второй чашкой чая тетя Катя ни с того ни с сего начала рассказывать о своей молодости, но не беспорядочно — а всего одну историю, к средине которой Сергей понял, что история эта будет сюжетом его следующей книги, и слушал уже не в пол-уха, а жадно впиваясь памятью в рассказ старушки. Он забыл и про чай, и про агоничное свое ожидание Димы, и про страх перед этой жизнью. Он как-то невзначай понял, что хочет в этой жизни только одного — писать, чтобы люди лучше понимали через его книги порой жестокую, а порой — такую милую жизнь.

Когда Сергей увидел Диму, удивленно смотрящего на них из проема кухонной двери, он не сразу понял, где находится, настолько ощутил себя в мире молодой тети Кати, и, вернувшись в реальность, вспомнив, каких новостей ждал от друга, неловко соскочил с высокого стула:

— Дим? Что?

— Из четырех три взяли для прочтения — после того, как сюжет рассказал и краткое содержание прочли. В течение недели ответ дадут. Не переживай — на первый вскид им понравилось.

Сергей, подскочил к другу с прытью пятилетнего малыша, которому принесли долгожданный подарок, а тот, неизвестно как почувствовавший порыв Гнома, нагнулся к нему, и они обнялись в своей радости, и стояли, смешно обнявшись несколько минут, так трогательно, что старенькая женщина, вытирая слезы, вышла из кухни, стараясь даже шорохом не потревожить эту редкую искренность, дружбу, пытающуюся победить несправедливость ошибок природы и жестокость жизни.

Когда решетка за его спиной закрылась, он огляделся: раньше в тюрьмах настоящих он не бывал, знал как они выглядят и пахнут изнутри, но — в большинстве своем — по низкопробным американским шедеврам кинематографа и реже — по более выносимым им книгам — бестселлерам того же происхождения. Грязи, как таковой не было, запах тоже был вполне выносимым, да и все равно ему было, что будут ощущать его органы чувств, — его душа была совершенно пуста, жизнь, в очередной раз, лишила его всего, но больнее всего — отняла, на этот раз — последнюю, иллюзию, что однажды он все-таки начнет жить.

Сергей лег на кровать и закрыл глаза, ничего больше не имело значения, как не имела для него значения жизнь все последние годы. Но он еще никогда не чувствовал такой пустоты, смерчем затягивающей куда-то в неопределенность, но не страшную — а такую же пустую.

Обрывочные сны таскали его по годам его жизни, когда сквозь что-то прошло-радостное он услышал чей-то голос:

— Мистер Матвеев, при аресте вы не назвали своего адвоката: вы желаете его назвать?

Сергей резко сел и смотрел на говорящего темнокожего мужчину с минуту, пытаясь понять, где он и что происходит, и, вернувшись в камеру и свою реальность, уже совершенно безучастно, ответил:

— У меня нет адвоката, — он хотел добавить, что у него ничего уже нет, но решил, что незачем, и хотел только остаться один, но мужчина продолжил:

— В этом случае суд назначит вам адвоката.

— Спасибо, — Сергей в нетерпении поднял на мужчину глаза — Это все?

— Да, — он коротко кивнул Сергею и вышел.

Всю ночь он пролежал с открытыми глазами, ни о чем не думая, ничего не чувствуя, в каком-то забытьи, из которого его вывел утром только принесший еду охранник. Сергей, повернувшись, посмотрел на тарелку и чашку и, вяло подумав, что это действительно похоже на виденное в фильмах, отвернулся к стенке. Ему показалось, что прошло совсем немного времени, и он удивился, услышав опять шаги около его камеры, открывающуюся решетку, и повернулся:

— Мистер Матвеев, к вам адвокат, выходите, — охранник, с наручниками в одной руке, в ожидании смотрел на него.

Сергею понадобилось опять время, чтобы понять услышанное — настолько отрешен он был от реальности, но он послушно встал и посмотрел на наручники. Охранник, почему-то вежливо, попросил вытянуть руки вперед. Сергей покорился, наручники захлопнулись на запястьях, словно подтверждая, что все происходящее — не сон, и он вышел из камеры, сопровождаемый охранником, направлявшим его сзади:

— Направо, налево, вторая дверь, остановитесь.

Охранник открыл дверь, пропуская его, вошел сам и обратился к женщине, сидящей за столом и читающей бумаги:

— Мисс Невзорова, ваш клиент.

Сергей узнал ее сразу, несмотря на то, что видел только ее профиль и на лице ее были очки, и, как только за охранником закрылась дверь, воскликнул почти радостно:

— Катя?!

Женщина вздрогнула, рывком сняла очки, быстро повернулась к нему и, словно во сне, стала подниматься со стула.

— Я не могу в это поверить, — она уже подошла к нему в плотную, — как же я не вспомнила по имени? Этого просто не может быть…

Она смотрела на Сергея несколько минут, потом, словно что-то вспомнив, дотронулась до его руки выше локтя и показала жестом, что им лучше сесть.

Они сидели друг напротив друга и оба не могли поверить в эту встречу, но знали, что вспоминали друг о друге не раз за годы их единственной встречи в самолете. Сергей смотрел на крошечную женщину-куклу и больше не мог принять ни сам факт, ни возможность их встречи в данной ситуации: он не мог понять, как она смогла стать адвокатом, как она вообще может жить, как все нормальные люди. А в том, что живет она именно так, сомнений не возникало, достаточно было просто видеть ее уверенную походку, хорошую дорогую одежду, и весь ее облик, который был настолько цельным, словно карликовый рост был чертой ее индивидуальности, как огромные карие глаза.