Видиадхар Найпол - Средний путь. Карибское путешествие

Мы вывели шофера из его транса, и он отвел нас в свою часовню. Обитатели барака, индийцы и негры, проводили нас взглядом, гордые тем, что возбудили чей-то интерес. Эта часовня была гораздо меньше, почти со шкаф. На жертвенном камне снаружи была какая-то стертая, нечеткая резьба, а изваяния внутри были еще грубее предыдущих. Всадников не было, только полка с образами. Это, сказал шофер, указывая на одну статуэтку — la sainte vierge [35] 36 Пресвятая дева (фр.). . А Иосиф есть? Конечно, конечно, ответил он, обиженный таким вопросом. Люди со всего мира приезжают посмотреть эту часовню. Я об этом знал? Всю резьбу выполнил его старший сын. Это священное искусство, и он передал его сыну. А у индийцев Тринидада — в чье существование, как он дал понять, ему не верится — есть такие красивые часовни? Нет? А есть у них статуэтка la sainte vierge с браслетом? Он начинал смотреть на меня как на самозванца. Перед статуэтками были небольшие темные миски с вонючим маслом, его принесли верующие. Мы прошлись до машины, мимо фур, груженных тростником. А такие большие грузовики есть в Тринидаде? Я сказал, что нет. Он выглядел довольным, хотя не удивился.

У Анки Бертран, фольклориста и оригинального, вполне состоявшегося фотографа, в этот вечер была репетиция народных танцев. Репетиция проходила в прибрежном поселении в низкой case [36] 37 Хижина (фр.). из рифленого железа, оклеенной изнутри газетами Françe Soir. Масляная лампа была с длинным тонким стеклянным колпаком, который отбрасывал длинные театральные тени. Барабанщики поставили свои барабаны на стол. Были еще музыканты, стучащие палками, и аккордеонист. После долгой болтовни расчистили место для танцоров, и они начали. Танцевали bel-air. Дамы были пожилые, в больших соломенных шляпах, один мужчина был в белом тропическом шлеме. И в этой темной case, куда набились плохо одетые люди, большинство с чисто африканскими чертами, в длинной, залитой желтым светом комнате, под звук аккордеона, пробивающийся через бой барабанов, как будто слышались струнные инструменты двухсотлетней давности и виделись танцы, которые даже и сейчас почти не уподобились негритянским; атмосфера становилась густой и отталкивающей атмосферой рабства и возвращала к тем долгим вечерам на плантации, когда музыка лилась из ярких окон усадьбы и перетекала в едко пахнущие, освещенные факелами негритянские дома, похожие на эту case. Было жарко, воздух был спертым. Танцоры начинали потеть. Пожилые дамы, спрятавшись под соломенными шляпами, смотрят вниз, словно разучивают шаги. Несмотря на свой возраст и габариты они двигаются легко, даже изящно. Музыка и повадки знати, в других местах забытые, все еще жили в этой потусторонней, обнищавшей изысканности — к такому жеманному подражательству свелись неистовство, импровизация и дивное мастерство африканского танца.

Для народа Тринидада Уилберфорс — имя из школьного учебника. На Мартинике всюду встречается имя Шолера, освободителя, действовавшего спустя десять лет после Уилберфорса. Его память увековечена в гротескном декоре здания в центре Фор-де-Франс, в названиях школ и улиц по всему острову. Не нужно спрашивать почему.

Когда я ночью прокладывал себе путь обратно в отель, какой-то негритянский парень крикнул мне презрительно: "Эй! Ты! Ты англичанин!" — Должно быть, дело было в моей трости: я хромал и опирался на трость. Но как бы там ни было, колониальное французское обезьянничество начинало меня утомлять.

Антигуа и нравоучение

Как только мы уселись в самолете Британских Вест-Индских авиалиний, сразу же отпала необходимость "быть французом", и я получил некоторое моральное удовлетворение, видя, как некоторые мартиниканские пассажиры в несколько минут из привилегированных мулатов, французов, сливок общества, café-au-lait [1] Кофе с молоком (фр.) — намек на цвет кожи. , превратились в довольно-таки обыкновенных негров; слово "мулат" с его совершенно точной и гордой расовой ноткой за пределами французских островов употребляется значительно реже.

Но как бы я ни был рад покинуть Мартинику, посадка в Антигуа [2] Антигуа и Барбуда — островное государство в Вест-Индии. повергла меня в невыразимую печаль. Здесь продают части крохотного острова туристам, здесь построили хороший новый аэропорт, чтобы принимать туристов, туристов тут было столько же, сколько вест-индцев на вокзалах Виктория и Ватерлоо, когда туда прибывают поезда иммигрантов, высадившихся с кораблей. Я не собирался в Антигуа — я оказался там только потому, что не было прямых рейсов на Ямайку, — и ни о чем заранее не договорился. Список отелей с ценами в американских долларах дал понять, что отель я себе позволить не могу. Я едва ли мог позволить себе пансион; четырехмильная поездка на такси в город и та встанет мне в семнадцать шиллингов. Между неграми-таксистами в униформе произошло некоторое соревнование за то, кто получит с меня эту сумму. Я выбрал одного водителя, и мы рванули оттуда под неодобрительные взгляды остальных.

"Они меня тут не любят", — сказал мне водитель такси, торопясь приступить к обычной для таксиста болтовне (ехать-то недолго). "Я, вишь, не отсюда. Я хорошо знаю этих антигуанцев, приятель. Поживешь тут с мое, тогда поймешь, что это за птицы".

Мы остановись возле розоватого деревянного дома, в окне под лестницей виднелись два негра патриархального вида. Мою сумку передали им с улицы, и я вошел в убогую комнату в стиле негритянских мелкобуржуазных интерьеров: тесно от мебели и темно. На стенах — календари и картинки на священные сюжеты. Боковая дверь выходила в сад, где под деревьями ржавели облупленные металлические столы и стулья. Во всю мощь играла громоздкая радиола: на "Радио Антигуа", насчитывающем несколько дней от роду, шла музыкальная передача. Мягкий голос ведущего наполнялся восторгом и благоговением когда приходил момент позывных радиостанции. В два часа ему пришлось закончить передачу, и я почувствовал, как ему горько.

Я вышел, чтобы осмотреть город Сент-Джонс [3] Главный город и главный порт острова Антигуа. . Мертвый и пустой, он выгорал на солнце. Дома были белыми и низкими, улицы широкими, прямыми и черными. Двери и окна везде были закрыты. Йисус говорит тебе: сбавь скорость и останься жив, возвещала одна надпись. Н-вс-гда, гласила другая. Я пошел обратно в пансион. Окно, выходящее на улицу, было закрыто; нигде и следа патриархальных негров. Дверь закрыта, ключа у меня не было, на звонок никто не отозвался. Я совершил еще одну прогулку по добела раскаленной улице, вернулся и побарабанил в закрытую дверь, прогулялся еще раз к надписи н-вс-гда и обратно, и ясно сознавая, что никакой аудитории у меня нет, колотил в дверь длинными истерическими канонадами до тех пор, пока внезапно дверь не подалась, и слуга, очень спокойный, без единого слова не впустил меня внутрь. Я тихо прошел в свою маленькую комнату, где занавески, и постель, и линолеум были покрыты мелким цветочным узором.