Амир-Хосейн Фарди - Исмаил

Но вскоре душу его охватило горькое и болезненное чувство. Ведь он не был человеком с хорошей репутацией. И друзья его, и знакомые тоже не пользовались безупречной славой. Длинный Байрам, Ильяс, Мохтар, Сабах и даже самый дорогой и доверенный друг — Али-Индус — ведь и он не был человеком намаза и мечети. От этой горькой мысли Исмаил растерялся. Он не мог признать себя достойным мечети и работы при ней. Подумал, что он должен бы быть счастлив уже тем, что имеет возможность прийти туда, потихоньку прочесть свой намаз и уйти. Потому что, если станут явными его ошибки, а верующие узнают о его прошлом, он и для намаза туда не сможет прийти. Ему живо представилось лицо Джавада, когда тот узнает о его прошлом — с каким презрением тот посмотрит на него и не согласится сотрудничать с ним в библиотеке. Приближаясь к своему дому, Исмаил пожал плечами и сказал сам себе: «Брось это. Не буду туда ходить. Вообще никуда не буду ходить. С работы домой, поспать, потом проснуться — в кино, в театр в цирк, по улицам буду бродить. Из одного конца города в другой. Аллах меня не любит, и Сара меня не любит!»

Мать открыла ему дверь и спросила:

— Опять ты поздно, где был столько времени?

Он негромко раздраженно ответил:

— В мечети.

— Ого, там что, халву давали? Когда стариком станешь, ходи в такие места!

Он сказал с горечью:

— А я уже старик, когда состарился — сам не пойму.

— Раз старик, должны быть внуки — а у тебя где они? Не раскаяться бы тебе потом, а поздно будет!

Шел месяц за месяцем. Исмаил приходил с работы и либо не отрывался от книги, либо шел в мечеть. Он узнал известнейших проповедников Тегерана, стучался во все двери, чтобы попасть на то или иное собрание, где какой-то из них будет говорить. Он был как жаждущий в поисках источника. Найдет такой человек источник, утолит свою жажду и, поднявшись, двинется дальше в путь. А потом опять захочет пить, и опять будет искать источник или озеро, чтобы утолить жажду и двинуться дальше.

Исмаил стал молитвенником, строго соблюдающим правила и обряды. Он хотел стать настоящим мусульманином и решил отрастить бороду. Солеймани сделал замечание и показал ему циркулярное письмо банка, в котором запрещалось ношение бороды и предписывалось ношение галстуков. Этот ведомственный запрет огорчил Исмаила, но, когда настал его ежегодный отпуск, он отпустил бороду. Каждый день он стоял перед зеркалом и замечал ее рост. Ему хотелось, чтобы она росла скорее и чтобы он стал обладателем настоящей бороды. В последний день отпуска он сходил в парикмахерскую, чтобы ему подравняли бороду, а оттуда напрямик — в фотоателье, где сделали его памятный портрет с этой бородой. Один такой портрет он увеличил и, вставив в рамку, повесил на стену, а несколько карточек принес на работу и, показав Солеймани, сказал:

— Пожалуйста, вот он с бородой, теперь его тычьте носом в циркулярное письмо!

Солеймани взглянул на Исмаила и, рассмеявшись, ответил:

— Да наделит тебя Аллах разумом верным, а меня — большими деньгами! Подумай, уважаемый: весь народ бежит от бород и от дремучести, а ты в это время прибиваешься к бородачам!

Хедаяти, не поднимая головы, сказал:

— Муллой, что ли, стать решил? У тебя, вроде, к женитьбе шло, там, влюблен, шуры-муры, и вдруг — что с тобой случилось? Негодяй! — потом он поднял голову и, глядя на Исмаила с мягким ехидством, произнес: — Неужто муллой заделаешься, чтобы нескольких в жены взять? Ох, негодник синеглазый. Ты ведь из тех, кто, знаешь, в тихом омуте… Не думай, что мы не замечаем!

Исмаил не стал отвечать. Когда послышался азан к полуденному намазу, он посмотрел на Солеймани. Тот понял его.

— Ну, что теперь? В голову вбил себе намазы читать? Вставай и иди, только быстро, не тяни особо! — и со смехом добавил: — О нас не забудь помолиться!

В полдень мечеть рядом с банком была почти пустой. Лишь несколько ремесленников, работающих неподалеку, да престарелых пенсионеров — больше никто не приходил на этот намаз. Исмаил быстро прочел его и вернулся. Он понимал, что другим придется тянуть за него лямку работы, поэтому торопился. Солеймани, увидев его, улыбнулся:

— Ну, быть посему, мулла синеглазый!

Хедаяти сглотнул слюну и сказал:

— Да будет так!

Сафар, как всегда, молчал. Он плотно сжал губы, бегло взглянул на Исмаила своими пепельного цвета глазами и опять, как обычно, занялся работой.

Однажды вечером Исмаил заспорил с одним проповедником, который объявил женщин умственно неполноценными, а музыку — источником гниения и эпилепсии. После конца проповеди Исмаил встал и сказал:

— Эти ваши слова не согласуются со здравым смыслом.

Проповедника это задело, и он, уже выходя из зала, ответил:

— Согласуются там они, не согласуются, а так оно и есть!

Исмаил покраснел. Кровь бросилась ему в виски.

— Нет, не так!

— Почему говоришь, что не так, юноша?

— Говорю, и все тут!

— А я говорю, что так; возражая, ты должен приводить аргументы.

Исмаил ничего не смог ответить. Проповедник ушел. И Исмаил остался с горьким чувством разочарования. Чтобы найти ответы на собственные, все умножающиеся вопросы, он углубился в ученость. Он с жадностью читал все — от истории до тафсира [26] Тафсир — толкование Корана. и коранического права, и его жажда к наукам росла день ото дня. В мечети он был неизменным участником вечерних намазов. Он приходил заранее и помогал Джаваду в библиотеке. Потом участвовал в намазе, возвращался домой и до поздней ночи познавал науки.

Шли недели, месяцы, и прошлое постепенно теряло свои краски и заносилось пылью забвения. Из всего, что было, осталась лишь горячая пульсирующая сердцевина — Сара, девочка с любящим взглядом, та, которая так часто смотрела на него своими медовыми глазами — даже во время намаза, стояния на молитве, в то время, когда взор его был прикован к таинственной точке над аркой михраба, — взгляд его сплетался со взглядом Сары. И он оставался в таком положении, забыв, что время молитвы в положении стоя закончилось и нужно переходить к поясным поклонам и коленопреклонениям. И Сара смотрела на него с тревогой. Из глубины ее взгляда волной вставала вечная любовь. Придя в себя, он торопливо переходил к поклонам, быстро повторяя: «Аллах преславный!»

Разнесся слух, что один из знаменитых проповедников города десять вечеров подряд будет говорить в их мечети. И всем, кто знал об этом, предлагалось оповестить других, чтобы как можно больше народа могло получить пользу от этих проповедей. Об этом проповеднике Исмаил слышал очень много, хотя воочию ни разу не видел его. В первый вечер, еще до его прибытия, в мечети некуда было сесть. Многие заворачивали обувь в пакеты и брали ее с собой в зал мечети. Служитель прибавил оборотов вентилятору под потолком. Наконец, прибыл проповедник, на великолепном «Бенце», с шофером и несколькими сопровождающими. Белый «Бенц» сверкал. Люди были поражены. Проповедник был высокий и довольно полный. Кожа его была белой, приятного цвета, голубые глаза казались непропорционально большими и выпуклыми; борода была золотистой, чалма — черной. Все вызывало чувство уважения, смешанного со страхом, так что люди невольно расступались пред ним и старались держаться от него на расстоянии.