Сергей Мильшин - Атаман

— По-моему зря мы с ним вошкаемся, — Юра решительно поднялся и нарочито рассеяно огляделся, — похоже, он и правду ничего не знает. — Он повернул голову к выпрямляющемуся напарнику и нахмурился, — мочить надо.

Колька только секунду соображал, какую игру затеял его товарищ и тут же включился:

— Давай веревку, свяжем, чтобы не выплыл.

— На, держи, — Гойда вытянул из кармана пригодившийся инвентарь, — а я пойду камень потяжелей поищу.

Цыган не сопротивлялся, послушно лег на спину, подчиняясь толчкам Самогона, и только оглянулся с недоверием, когда тот крепко затянул тонкую бечевку на запястьях.

— Эй, мужики, хорош шутковать, — первое беспокойство появилось на его лице, когда эти странные мужики молчком подняли его на ноги и накинули на шею петлю, на другом конце которой уже болтался обвязанный крест-на-крест, как бандероль, здоровенный булыжник.

— Хватит веса-то? — Самогон с сомнением подергал веревку, пригибая голову будущей жертвы вниз.

— Должно. Прошлый раз у того черного полегче был, а даже не дернулся. Только пузыри пошли.

Казаки подхватили сопротивляющегося цыгана, слегка приподняли над землей и потащили к воде.

— Э..эй, вы что творите? Уроды! — Цыган замахал ногами, пытаясь достать кого-нибудь из казаков. Но те были начеку и легко уворачивались от его панических ударов. — Отпустите меня, блин. П….ц вам будет, не поняли что ли? Я же своим расскажу, они вас везде найдут и уроют… никакие казаки не помогут.

— Сначала, пусть твой труп найдут. А потом рассказывай сколько влезет. — Самогон хищно ухмыльнулся.

Цыган повертел головой, стараясь разглядеть выражение их лиц. Он все еще не мог поверить, что они на самом деле собираются его утопить. Лица казаков были деловиты и серьезны. Сообразив, что угрозы на них не действуют, он резко сменил интонацию:

— Ну, мужики, вы что? Грех же это. Совесть у вас есть, живого человека, невиновного, ни за что, ни про что. Вы же не бандиты какие-то, я же вижу, нормальные мужики, давайте договоримся, вы чего, суки…и…и…и…

С разбега, не раздеваясь, казаки заскочили в прохладную черную воду и, протащив трепыхающуюся жертву почти до середины реки, где глубина достигла груди, остановились.

Колька Самогон, оглянулся на берег:

— Ну что, как думаешь, здесь хватит, или еще глубже зайти?

Юра смерил расстояние до земли глазами:

— Пойдет. Нам лишь бы захлебнулся, а там отпустим — пусть плывет по течению.

— Может, надо было раздеть его?

— Потом разденем, когда веревки развязывать будем.

— А… я и забыл, — усмехнулся Самогон, — надо же чтобы он натурально утоп. Типа покупаться вечером залез. Ну что, на счет «три»?

Цыган, переводивший с каждым словом все более дуреющий от ужаса взгляд с одного лица на другое, в этот момент нечленораздельно заверещал.

— Купай его, — скомандовал Колька и с силой надавил на плечо мужика.

Гойда придавил с другой стороны. Цыган легко ушел под воду, в последний момент он успел закрыть рот и тонул без пузырей. С трудом сдерживая бешено дергавшегося под руками тело, Гойда проговорил:

— На первый раз минуты хватит, а то и правда утопнет.

Самогон сосредоточенно кивнул. Дождавшись первых пузырей, казаки выдернули задохнувшегося, раскрывающего, как вытащенный на берег сазан, беззвучный рот, цыгана. Он продохнул и выплюнул воду.

— Будешь говорить? — Самогон вплотную приблизил голову к его бледному лицу.

— Да, — хрипло выдавил тот и мелко-мелко закивал головой.

Утро начиналось с интересных вестей. В контору перед планеркой заскочил Колька Самогон.

— Егорыч, блин, надо брать их, срочно! — Колька подскочил к столу и с разгону упер руки в столешницу. Столешница сипло скрипнула.

Атаман поморщился и отложил трубку телефона, так и не набрав номера конторы в городе.

— Николай, ты мне тут всю мебель переломаешь. Говори толком.

Самогон смущенно убрал руки со стола и выпрямился.

— К нему ночью подозрительный тип приехал. Цыган. Машину — пикапчик иностранный, во двор загнал. Машина до сих пор там.

— Ну. И почему их надо брать, еще и срочно?

— А, так ты же самого главного не знаешь, — он многозначительно заулыбался, — мы же вчера цыганенка прижали, он нам и выдал все цыганские тайны.

— Подожди, подожди, — перебил его атаман, — как это прижали?

— Ну, как, — он пожал плечом, — обыкновенно. Связали, да в речку сунули.

Атаман хмыкнул:

— Ну, он хоть живой?

— Да живой, что ему сделается.

— А без этого нельзя было обойтись?

— Егорыч, ну ты же сам говорил, что можно без цацканья.

— Ну ладно, ладно, все правильно. Сведения-то хоть стоили того?

Николай немилосердно бухнулся на подвернувшийся стул. Тот жалобно пискнул.

— Стоили. Короче, так. Этот цыган — курьер. Примерно раз в неделю или в две он пригоняет на двор Гуталиева пикап. В нем есть тайник с наркотиками. Причем, где этот тайник и что в нем — курьера не посвящали — это он сам в порядке, так сказать, облегчения участи поведал. Кстати, теперь он наш вечный агент. Завербовали цуцика, — Он щедро улыбнулся. — Под конец тараторил, как по писаному. Мол, не дурак, догадался, для чего машину Гуталиеву оставляет. Но где в машине тайник — не знает и не искал, хотя мысль такая была, однако побоялся. Кто он для них — так расходный материал, заподозрят что — кокнут, спрячут в Черном лесу, никто не найдет.

— А насчет тайника это точно? — перебил Никита Егорович.

Самогон решительно кивнул.

— Точнее не бывает. Но только, я так думаю, тайник уже пуст — наверняка ночью выпотрошили.

Атаман задумчиво посмотрел в окно.

— Пожалуй, ты прав. Наверняка в машине уже ничего нет. И где теперь эти наркотики — один цыганский бог знает. И нам не скажет. Где мы их искать будем? А если ничего не найдем? А, скорей всего, не найдем.

— Как не найдем? — возмутился Самогон, — все перероем — найдем. Дом простучим, огород перекопаем.

— Кто нам позволит дом простучать. Обыск только с санкции прокурора вообще-то можно делать. А он нам ее, думаешь, даст? Да он скорей Гуталиеву лицензию на наш отстрел выдаст. Мы же, в отличие от цыган, не платежеспособные. Да мы и не будем всякой швали башлять, не дождутся. Иначе не казаки будем, а… — он проглотил слово.

Самогон опять дернулся — хотел что-то сказать, но Атаман жестом остановил его.

— Не пори горячку. Спешить не будем, надо все обдумать. Сейчас подожди в прихожке — у меня селектор. Зайди к девчатам — они чайком напоят.

Колька, официально находящийся в этот день в отгуле, просидел в диспетчерской почти полтора часа. «Девчонки» — две женщины лет по пятьдесят с лишком, охотно налили ему горячего чая, поставили вазочку с печеньем и конфетами и углубились в производственные дела. Первый час рабочего времени к ним в кабинет чуть ли не очередь стояла. Водители выписывали путевки, отмечали расход горючего, кто-то выяснял, почему так мало выписывают бензина на водовозку, а заказов-то по всему краю. Заскочил Гаркуша и долго разбирался, нависая над столом, куда делись лишние десять часов, переработанные им на прошлой неделе. Пришлось диспетчеру поднимать все путевки и досконально, выписывая все данные, выяснять. Пока не нашлась ошибка, Гаркуша так и стоял рядом, не торопясь переговариваясь то с диспетчером, то с Колькой. Наконец, удовлетворенный Михаил удалился. Изредка Колька поднимался и выглядывал в коридор — перед кабинетом начальника по-прежнему было людно. Наконец, Колька уже устал ждать, да и спать хотелось — ночь-то выдалась напряженной, в кабинет заглянул Никита Егорович и кивков головы позвал Самогона за собой. Но повел не в кабинет, а на улицу.