Хавьер Мариас - Дела твои, любовь

Он сыпал любезностями, отпускал мне комплименты, говорил банальности. Комплименты были откровенные, он безбожно льстил, но все же старался не выходить из рамок приличий: он ухаживал за мной и не хотел показаться пошлым. Он пытался блеснуть остроумием, но это ему плохо удавалось — шутки были глупыми и плоскими, даже какими-то наивными. Мне это быстро надоело, и с каждой минутой становилось все труднее слушать его, сохраняя доброжелательное выражение лица. Я чувствовала себя усталой после длинного рабочего дня, к тому же со времени расставания с Хавьером я очень плохо спала — меня мучили кошмары, и я то и дело просыпалась. Руиберрис, несмотря на то что я о нем знала, не вызывал у меня неприязни — возможно, он всего лишь оказывал ответную услугу старому другу, попавшему в трудное положение и обязанному помочь быстро уйти из жизни другому своему другу, который должен был умереть вчера, умереть раньше назначенного ему часа (или, что одно и то же, до того, как случится второе стечение обстоятельств), — но он меня ни капли не интересовал. Меня ничуть не радовали его комплименты, мне были безразличны его ухаживания. Он не чувствовал своего возраста (ему наверняка было уже под шестьдесят) и вел себя так, словно ему все еще было тридцать. Может быть, он именно потому так хорошо и сохранился: на первый взгляд ему можно было дать чуть больше сорока.

— Зачем Хавьер тебя послал? — в лоб спросила я, как только повисла пауза в нашем и без того становившемся все более вялым разговоре (Руиберрис, похоже, никак не мог понять, что напрасно рассыпается передо мной, что все его попытки обречены на провал и ему со мной ничто не светит).

— Хавьер? — Его удивление казалось искренним. — Хавьер меня не посылал, я пришел сам — у меня здесь дела неподалеку. И не надо прикидываться — ты прекрасно знаешь, что любому, кто тебя хоть раз увидит, захочется встретиться с тобой еще раз. — Он воспользовался случаем снова отпустить мне комплимент — все еще на что-то надеялся, как я уже сказала, ему приспичило, и он хотел узнать наверняка, получится у него что-нибудь или нет ("если да — прекрасно, а если нет — найдем что-нибудь другое"): на человека, способного повторить попытку дважды или добиваться чего-то долгое время он явно не был похож. Если крепость не сдавалась после первого штурма, он отказывался от дальнейшей борьбы без малейшего сожаления и больше об этом даже не вспоминал. Сейчас он предпринимал первую атаку, которой, судя по всему, суждено было остаться единственной — он больше не будет тратить на меня свое время. Он неразборчив, а женщин вокруг полно — найдет себе кого-нибудь еще.

— Не посылал, говоришь? А как же ты узнал, где я работаю? Только не надо мне рассказывать, что ты очутился в этих краях случайно. Я видела тебя, когда ты меня ждал. Сколько времени тебе пришлось ждать? Сегодня слишком холодно, чтобы по собственной воле долго стоять на улице. Да и не такая уж я завидная цель, чтобы так страдать из-за меня.

Когда Хавьер нас знакомил, он даже не назвал моей фамилии. Так как же ты мог вычислить меня, если он тебя не посылал? Что он хочет знать? Поверила ли я в его историю о дружбе и самопожертвовании?

Улыбка начала медленно сползать с лица Руиберриса (до этого он все время улыбался — наверняка и эту ослепительную белозубую улыбку в стиле Витторио Гассмана считал своим мощным стратегическим оружием. Он был похож на этого итальянского актера, и сходство с ним добавляло ему привлекательности). Улыбка не сползла до конца — верхняя губа так и осталась загнутой кверху, словно приклеенная (так бывает при нехватке слюны), и Руиберрису понадобилось некоторое время, чтобы вернуть ее в обычное положение, для чего он несколько раз сделал губами странное движение — так двигают мордочкой грызуны.

— Ты права, он тогда не назвал твоей фамилии, — на его лице теперь было выражение удивления, — но потом мы говорили с ним по телефону, и он несколько раз проговорился, так что у меня было достаточно информации, чтобы без труда тебя разыскать. Не нужно меня недооценивать: из меня получился бы неплохой сыщик. К тому же у меня везде и всюду свои люди. Да еще есть все эти новомодные штуки — интернет и фейсбук, так что, если о человеке хоть что-то знаешь, — ему не спрятаться. Ты, что, никак не можешь взять в толк, что с той минуты, как я тебя увидел, я места себе не нахожу? Не прикидывайся, Мария, ты прекрасно понимаешь, что ты мне офигенно понравилась тогда. И сегодня тоже очень нравишься, хотя сегодня мы встретились при совсем других обстоятельствах и одета ты не так, как в прошлый раз. Тогда я прямо обалдел. Честно тебе скажу: все эти несколько недель ты так и стоишь у меня перед глазами. Ты была такая клевая! — И он опять, как ни в чем не бывало, заулыбался. Он не стеснялся снова и снова возвращаться к той сцене, когда он увидел меня полураздетой, его не смущало то, что мне это воспоминание может быть неприятно, — в конце концов, он испортил тогда наше с Диасом — Варелой любовное свидание, и меня, по крайней мере, это очень огорчило. Конечно, на самом деле он ничего не испортил, но ведь мог испортить? Словарный запас Руиберриса выдавал его возраст куда очевиднее, чем внешность: в его речи встречались давно вышедшие из моды или уже почти вышедшие из употребления ("офигенном, "обалдел", "клевая") слова и выражения. — Вы говорили обо мне? С чего это вдруг? Мы с ним не афишировали наших отношений. Скорее, наоборот. Он был очень недоволен тем, что ты меня видел, что мы встретились у него дома. Разве ты не заметил этого? Не заметил, как он злился? Не могу поверить, что после этого он с тобой обо мне еще и говорил, — куда вероятнее, что он попытался забыть о той встрече…

Я умолкла, не договорив, — вспомнила о том, о чем не раз уже думала: Диас-Варела и Руиберрис наверняка пытались восстановить тот диалог, который вели, пока я была в спальне, и который я подслушала из-за двери. Им нужно было понять, что именно мне удалось услышать, что мне было уже известно. А потом, все тщательно взвесив, они решили, что лучше поговорить со мной прямо и все мне объяснить: придумать собственную историю или рассказать правду. В любом случае, версия, которую они мне собирались предложить, должна была быть лучше той, что уже появилась у меня. Поэтому Диас-Варела позвонил мне через две недели и попросил прийти. Так что они вполне могли разговаривать обо мне, а если так, то Диас-Варела вполне мог упомянуть и мою фамилию, и место работы. А Руиберрис, ни слова ему об этом не говоря, мог меня потом найти.

Не сомневаюсь, что этот тип ни у кого не станет просить разрешения, если ему понадобится познакомиться с какой-нибудь "бабой". Таким, как он, все равно, что эта "баба" — жена или невеста друга, им на это наплевать. Эти переступят через что угодно. И таких типов много, гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Так что, возможно, Диас-Варела и не подозревал о том, чем его приятель был занят в тот вечер.