Евгений Будинас - Дураки

Сразу же разразился скандал.

Едва дипломаты появились, Дудинскас пригласил всех за стол.

Дженни Бирс попросила слово для первого тоста.

Только притихли, как появляется еще один битый — «нарушитель границы и шпион» Саша Перемет, только что осужденный, правда «условно». Естественно, сразу выпили за его освобождение из-под стражи и за его здоровье, пошатнувшееся в КПЗ. Посадили Сашу, как невинно пострадавшего, на самое почетное место — как раз рядом с послами [101] В нашумевшем телерепортаже Александра Перемета говорилось о том, что хваленую Батькой государственную границу можно пересечь, даже ее не заметив. По личному настоянию Всенародно-избранного, усмотревшего в его действиях государственный шпионаж, Александр Перемет был арестован и привлечен к суду, который, впрочем, ничем не закончился, принеся молодому талантливому журналисту, уехавшему в Москву, мировую известность. .

Тут Дженни Бирс поднялась и поблагодарила хозяина застолья за оказанную ей честь — сидеть за столом между человеком, которого Всенародноизбранный считает своим личным врагом номер один (Перемет) и представителем страны, которую он считает врагом государства номер один (Берхард). При этом, видимо, желая подчеркнуть неофициальность шутливого тоста, она взобралась (с ногами!) на табурет...

После чего официальный представитель внешнеполитического ведомства господин Харитонов стремительно покинул зал.

Можно сказать, пулей вылетел.

И от МИДа остался только Петя Огородников.

Хотя официальным представителем его можно было назвать лишь с большой натяжкой, так как при новой власти из послов его почти сразу отозвали — за связь с Народным фронтом. Зато среди битых он по праву. Приехав, огляделся, подошел к Дудинскасу с моральной поддержкой.

— Ну, ты ж хітруеш, калі гаворыш, што нічога у цябе не атрьмалася. На справе не так ужо ўсе дрэнна, не такі ж ты i жабрак [102] Ну, положим, ты ведь лукавишь, говоря, что ничего у тебя не вышло. На самом деле не так уж все и плохо, не такой уж ты и нищий. .

(Имея в виду все «три ключа» — мечта их совковой юности: от квартиры, от машины и от дачи, в обретении которых Дудинскас преуспел.)

При этом Петр Огородников как бы забыл о главном — с чего они начинали, для чего тайком собирались в подвалах с сябрами [103] Здесь: член организации, «боец». Народного фронта. Зачем митинговали, для чего прорывались в Верховный Совет, чего добивались и о чем мечтали — не для себя, а для народа.

За огромным, на весь зал, столом, в самом его дальнем углу, почти под наряженной елкой Юрий Хащ, режиссер (прилично принявший), вдалбливал Дудинскасу:

— Старик, пойми, надо же что-то делать. Есть же и для этого народа варианты...

Коляды, народный праздник, — когда еще и говорить о народе!

Титович, художник (пил меньше), соглашается:

— Всегда есть варианты. Есть похуже, но и получше. Лучше всего — послать все на хрен. Причем не самому послать в гордом одиночестве, а чтобы хором. Хай оно гниет...

— Ребята, я не об этом, — не унимается Хащ, — ведь если подумать, можно найти какой-то вариант, какую-то остроумную систему распределения, заняться проблемой занятости... Ты посмотри, здесь в каждом огороде какая-никакая бабка стоит на карачках и что-то ковыряет.

— Потому что здесь люди такие. Они даже перестать работать не могут. — Это Дудинскас, хозяин, со всеми выпивал, хотя и не брало.

— Они ничего абсолютно не могут, — согласился Толя Феденя. — Если человеку хочется жить в дерьме, не надо его вытаскивать.

— Правильно, — сказал Дудинскас. — Вы его вытащите, почистите, а он опять нырнет, но только еще больше мучиться станет — оттого что где чисто было, там теперь чешется...

Виктор Евгеньевич пошел было к остальным гостям, которые настраивались в центре зала потанцевать. Потом вернулся.

— Юра, оставь ты их в покое. Борис прав: пусть бы они сами. Это лучший и единственный выход — перестать ими заниматься. Вот вам с колхозами хороший выход — сказать однажды всем этим колхозникам: «Да ну вас на...» — и забыть. Вырастили поросенка, закололи, кто-то приехал, у них его купил, они деньги взяли, пропили или прожрали... Перестать за них планировать, перестать за них придумывать... Вы в болоте, так и ведите себя соответственно...

— У вас, Виктор Евгеньевич, — вступил в разговор Ванечка Старкевич, — просто типичная интеллигентская хвороба. Ничего, мол, делать не надо, потому что в любом случае будет только хуже...

— Хуже не будет, — вставил Титович. — Хуже не бывает.

Дудинскас Ванечке возразил:

— Народным правилом «помирать собирайся, но жито сей» я всегда руководствуюсь. Но как ни старался, жито не вырастает... Ничего здесь не будет, пока не дойдет до такого маразма, что забродит, взорвется и уничтожится само по себе.

— Так и наука говорит, — это Борис Титович. — Если, конечно, не вмешаются какие-то внешние силы. Может быть, тот Бог, который распределял землю, одумается. Радиацию на. нас напустил, так за это пусть хоть начальство поменяет...

— Или отнесутся к нам, как к Ираку, — Хащ ожил, поднял опустившуюся было голову. — И начнут спокойненько нас накрывать, руководствуясь такой же революционной логикой и здравым смыслом, к которым здесь всех приучают. А что? Разве не лучше потерять «немножко», зато спасти остальное?

— Ну уж нет! — сказал профессор Ходыкин. После голодовки он на напитки не налегал. — Бомбить страну до той поры, пока она не поймет, что не того президента выбирает? Наверное, и этаким, извините, «способом» можно разбудить сознание, но мне лично совсем не хотелось бы поумнеть такой ценой...

— Мировая общественность, может, нам подсобит, — Юра Хащ продолжал «искать выход», как алкаш в туалете, где погас свет. — В конце концов дадут кредит, если увидят, что мы зашевелились...

— Без кредита нам не вырулить. — Это Титович, прибывший из деревни, то есть от земли. — Кормов нет. Скот придется резать. Тут вот председатели и побегут: как ты его поголовье потом восстановишь. За это и при большевиках били.

— Какие кредиты? Кто вам их даст? — возмутился Ванечка. — Точнее, кто даст Батьке, который их всех врагами считает И последним жульем? [104] Выступая перед российской Госдумой, Всенародноизбранный назвал жульем руководство Международного валютного фонда. Да нам и не надо! Не надо нас облаготель... благодель... благодетельствовать. Не надо давать рыбу, пусть лучше дадут удочку или разбудят творческое начало. Вы же, Виктор Евгеньевич, сами говорили, что в каждом есть хотя бы десять процентов творческого начала.