Евгений Будинас - Дураки

Через две недели Станков уже знал, что такое «настоящая виза», и докладывал это на худсовете. Все слушали серьезно, только Ольга Валентиновна похохатывала неприлично, как доярка, будто ее щекочут, причем изнутри.

Затем слово взял Виктор Евгеньевич.

Надежда Петровна под его диктовку вела протокол — на листах, заранее разграфленных цветными карандашами.

— Бумага — Запрос — Договор — Две пачки для пробы — Самолет — Диппочта, — диктовал Дудинскас.

«Эскиз — Таня, еще Таня— пейзаж, символ...»

В первую колонку Надежда Петровна проставляла фамилию исполнителя, в последнюю — сроки.

Услышав сроки, «исполнители» вздрагивали, подобно колхозным телятам при звуке хлыста. Но глубокий, как вздох, взгляд вишневых глаз Надежды Петровны их тут же успокаивал. Все знали, что за сроками теперь будет следить она, и сопротивление бесполезно.

Дойдя до нумераторов, Виктор Евгеньевич помедлил.

— Миллион — это много, — произнес он.

Ольга Валентиновна перестала смеяться. Это была первая реальность, которую она сегодня услышала.

Дудинскас потянулся к селектору. Но Надежда Петровна уже встала и направилась к дверям.

— Через полчаса Небалуй должен выехать в Ганновер, — говорил Дудинскас ей вдогонку. — Мне берите билет на самолет до Варшавы. Завтра утром пусть он меня встречает там. — Собравшимся пояснил: — Это чтобы не терять время на границе... К тиражу, я вам обещаю, нумераторы будут. Образцы пока пронумеруем на нашем «Дайзере». Без них мы не получим аванс...

Еще через три недели, прошедших как один день, на столе у министра лежал... нет, не какой-нибудь эскизик и не предложение — готовый типографский образец визовой вклейки в паспорт.

— Бумага французская, сверхзащищенная, — пояснял министру Дудинскас — так факир раскрывает фокусы на встрече со школьниками, — кроме того, она должна быть самоклеющейся, состав волокон такой, что при попытке ее отклеить виза разрушается. Защитные сетки, чувствительные к химическому воздействию, исключают возможность подчистки. Кроме того, нами применен так называемый латент: при ксерокопировании выступает слово «подлец»...

Петр Лукич удивился.

— Это на пробе, — успокоил его Дудинскас, — в тираже будет слово «подделка». В ультрафиолете появляется невидимое изображение герба, предусмотрен специальный отрывной корешок, что позволит вести строгий учет...

Петр Лукич взъерошил волосы.

— Откуда вы все это знаете?

Дудинскас протянул министру папку с пояснительной запиской.

— «Мировой опыт производства и применения визовых знаков», — прочел, нет, продекламировал Петр Лукич. — Где взяли?

— Мы не взяли. Мы это для вас сделали. Перелопатив добрую сотню иностранных виз... Между прочим, по заключению специалистов «Интерпола» наш образец изготовлен в полном соответствии со всеми международными стандартами. Кроме того, защитные сетки впервые в мировой практике применены нами для создания художественного образа, что, к слову, предложено запатентовать.

От таких слов созидательное начало в Петре Лукиче Ровченко возбудилось не на десять, а на все сто процентов.

Латинская начальная буква в слове «Visa» выглядела так: V — и была похожа на аиста, считающегося символом Республики, хотя живут аисты в Турции, а сюда только прилетают на каникулы.

Эта выразительная деталь потрясла Петра Лукича настолько, что, тут же вызвав своего первого заместителя Старозевича (того самого, Станислава Георгиевича, бывшего председателя Президиума Верховного Совета!), он поручил ему заключить с «Артефактом» договор.

— Немедленно, — сказал он. — И выплатить аванс. — Повернувшись к Дудинскасу: — В размере?..

— Двадцать пять процентов, — сказал Дудинскас. — И еще десять — за разработку.

Назавтра Ровченко уже докладывал о проделанной работе премьер-министру Капусте. Меры он никогда не знал, а тут распалился настолько, что назвал «Артефакт» предметом национальной гордости.

Узнав про визу, Коля Слабостаров заболел. Но не стал брать больничный, а к концу дня вызвал, разыскав на даче, свою помощницу и боевую подругу. Эту весьма крашеную блондинку сослуживцы в Спецзнаке называли Лаврентией Падловной — была она у Коли Слабостарова правой рукой, той самой, которой он писал «телеги».

Работали на компьютере много, запершись до утра, но не ложились. Разве чуть-чуть. Зато накатали не одну «телегу», а сразу пять...

На Дудинскаса они написали Ровченко, на Ровченко — в Минфин, про Минфин они стукнули Лонгу, о Лонге сообщили Месникову, ну а Месникова, допустившего попустительство, заложили премьеру Капусте, которого вынуждены были прямо предупредить, что больше с посягательством на государственный бюджет в Верховном Совете мириться никто не будет, а занимается этим (при всеобщем гнусном попустительстве) пусть прокуратура, куда копии направлены.

Все «телеги» Коля Слабостаров пометил грифом «Секретно», подписался полным званием народного депутата и направил адресатам фельдъегерской почтой.

Размещая у Дудинскаса государственный заказ, Петр Лукич искренне хотел поддержать его замечательную фирму.

Но тут, как только запахло жареным, быстренько расхотел.

И договор Виктору Евгеньевичу старый лис Старозевич тут же вернул не подписанным.

Дудинскас ворвался в кабинет министра и (в присутствии подчиненных!) поинтересовался, все ли правильно делалось «Артефактом»?

Ровченко побледнел. Нарывастость Дудинскаса он хорошо помнил, еще с той поры, когда приезжала комиссия ЦК КПСС разбираться, применялись ли милицией газы и дубинки 30 октября. Поэтому сейчас он встал, отодвинув кресло. И, вскинув голову, как на расстреле, твердо произнес:

— Все. Правильно.

Оставаясь человеком до конца принципиальным, Петр Лукич еще раз подчеркнул свою решительную готовность и впредь сотрудничать с Дудинскасом и его замечательной фирмой. Не вспоминая прошлое.

— Под «прошлым» вы подразумеваете не подписанный вами договор? Кто оплатит хотя бы наши расходы?

Петр Лукич досадливо поморщился. При чем тут это? Он имел в виду «дни сражений», когда они, как известно, были по разные стороны баррикад. Хотя хотели как лучше, и боролись в общем-то за одно.

— Но если мы все делали правильно и хорошо, то почему же я снова, как и раньше, ухожу от вас весь в дерьме? Бледные щеки Ровченко пошли крупными пятнами.

— Раз так, — сказал он. И замолчал, набирая в рот воздух, которого ему не хватало. Хотя работал кондиционер. — Раз так, — повторил Ровченко, — то мы... немедленно объявим конкурс. Да, и еще раз — да! Причем не какой-нибудь, а международный. И пусть подавится этот ваш гребаный Спецзнак!