Лайза Клаусманн - Тигры в красном

Несколько утренних купальщиков уже шли по береговой линии пляжа Чаппи, мелькая между красно-синими полосатыми купальнями, Хьюз услышал, как звонит колокол на причале, призывая шкипера «Вовремя» посторониться.

— Чудесный день, — сказала Ник. — По крайней мере, здесь, на воде, под бризом. Я приготовила фаршированные яйца. Хочешь?

— Пока нет, — ответил Хьюз. — Намереваюсь растянуть удовольствие.

Ник рассмеялась.

— Почему меня это не удивляет? — Она слегка откинулась назад, провела рукой по воде. — Вероятно, соленая вода — это в генах. Хочешь ты того или нет.

— Думаешь? — улыбнулся Хьюз.

— Хелена говорит, что в Калифорнии никто не выходит в океан. Плавают только в бассейнах. Представляешь? Кругом океан, а они сидят в своих бассейнах.

Хьюз не ответил. Он наслаждался болтовней жены. Она могла заставить старые истины звучать свежо, эксцентрично, точно видела вещи под иным, отличным от других, углом.

Ник протянула руку, сняла с него очки, подышала на стекла, протерла их краем своих ярко-красных шортов.

— Так-то лучше, — сказала она, осторожно надевая их обратно. — Теперь ты будешь видеть, куда мы направляемся. — Она склонила голову набок, разглядывая его. — «Уайфарер». [46] «Уайфарер» («Странник») — модель солнцезащитных очков, выпущенная «Ray Ban» в 1956 г. Ты похож на Уильяма Холдена, такой же шикарный, дорогой.

Он вывел лодку через пролив в бухту Кейп-Поуг и развернулся.

Когда они подплыли к берегу, Ник спрыгнула, Хьюз последовал в воду за ней. Вместе они вытащили «Звезду» на пляж. Когда бы они ни приплывали сюда, всегда выбирали одно и то же место, тут было глубоко у самого берега, здесь хорошо плавать, и не слишком близко к проливу, где могло утащить течением. Шорты Ник промокли насквозь, она стащила их, прежде чем лечь на одно из полотенец.

— Принести тебе подушку?

— Нет, — ответил Хьюз, — я подложу рубашку.

Они лежали рядом, корзина для пикников стояла в головах. Хьюз оперся щекой на руку и смотрел на Ник, ее глаза были закрыты. Кожа казалась золотистой на фоне белого купальника. Чуть погодя она подняла голову:

— А теперь ты хочешь фаршированное яйцо?

— А что еще у тебя там есть?

— Белое вино.

— То, что надо, — сказал Хьюз.

Ник открыла корзину и вытащила бутылку, которую упаковала в кухонное полотенце, переложенное льдом.

— Открывай, я потом опущу ее в воду.

Хьюз наполнил два стакана и передал Ник бутылку. Он смотрел, как она привязывает леску с маленьким якорем к горлышку. Она закопала якорь в песок и опустила бутылку в воду, где ее сразу же подхватило течение. Затем вытащила маленький контейнер с оливками, фаршированными перцами, и предложила Хьюзу.

Рассол растекся у него во рту, и он смыл его глотком холодного белого вина.

— Белое вино и оливки всегда на вкус как пляж.

— Соль, — сказал Хьюз, закрывая глаза.

— Да. Но еще потому, что они такие чистые.

Хьюз слышал стрекот насекомых, крики чаек в вышине, что вили свои гнезда в дюнах. Было только одиннадцать утра, он вдруг понял, что пропустил завтрак. От вина его потянуло в сон. Ему снились скачки белой и черной лошади, черная выигрывала, и во сне это обрадовало его. У нее были большие ноздри и хвост, заплетенный в косу, высоко подскакивавший, когда лошадь бежала. Он болел за нее. Он почувствовал, как рядом шевелится Ник, и стряхнул с себя сон.

Она сидела и смотрела на океан.

Хьюз последовал ее примеру, какое-то время они молчали. И тут он понял — настал его момент. Он глубоко вдохнул и заговорил.

— Однажды я написал тебе письмо, — сказал он. — Думаю, самая большая ошибка в моей жизни — то, что я тебе его не отправил.

Ник не смотрела на него.

— О чем оно было?

— О многом. — Хьюз покачал головой. На той стороне пролива рыбак насаживал наживку на крючок. — О том, что мне следовало тебе сказать много лет назад.

Ник молчала.

— Не знаю, почему все стало таким… запутанным. Почему все ушло.

— Ох, Хьюз. — Ник посмотрела в небо и вздохнула. — Потому что все уходит. Всякий, кто хоть немного пожил, знает это. Оно просто… уходит.

Голос у нее был печальным.

— То письмо. В нем говорилось, что я люблю тебя. С тех пор… Господи, я не знаю, как давно. С тех пор как я впервые увидел тебя, наверное.

— Я не могу… Я не знаю, зачем ты все это сейчас говоришь.

— Ник, послушай…

— Боже, ты как ребенок. — Ник посмотрела на него в упор, глаза были холодные. — Ты думаешь, что можешь щелкнуть пальцами, сказать, что любишь меня, и наколдовать счастливую концовку для нас?

— Не знаю, — сказал Хьюз. — Я не знаю другого способа. А ты знаешь? Ты можешь мне объяснить, как же люди обретают счастливую концовку?

Она все смотрела на него.

— Все это время… — Она покачала головой и отвела взгляд.

— Говори.

Когда она снова повернулась к нему, глаза у нее были мокрыми.

— Все это время ты шел через нашу жизнь как во сне. Ты считаешь меня дурой? Ты говоришь о письмах. А как насчет «мир уже не охвачен огнем, Хьюз»; «вернись ко мне, Хьюз»? Как насчет «Клариджа», номера 201? — Ее трясло. — Я думала, что ты будешь любить меня. А вместо этого ты сделал все, я не знаю, пустым. Ты превратил мою жизнь в серость.

Почему-то он не удивился тому, что она знает. Может быть, это Эд, а может, она сама нашла письма. Хотя он не понимал, как она могла узнать о номере. Но это не имело значения.

— Да, — сказал он. — Это все правда. И у тебя есть все причины ненавидеть меня. И если ты меня ненавидишь, если ты в самом деле больше не можешь любить меня, я уйду. Или останусь. Как ты захочешь.

Она всматривалась в его лицо. Слезы лишили ее привычной суровой красоты, и теперь он увидел в ее лице нечто другое, смесь неуверенности и желания.

— Ник, не бросай меня.

Она помолчала, затем сказала:

— Черт бы тебя побрал, Хьюз, — но сказала это мягко.

Она провела рукой по его затылку и шее. Она была так близко. Он почувствовал запах вина в ее дыхании и ощутил жар, исходящий от ее обнаженных плеч. А после был лишь песок под ними, солнечный свет и сверкание их кожи.

— Скажи, что любишь меня, — проговорил он в нее. — И я все исправлю. Богом клянусь, я все исправлю.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Ты никогда не поймешь, как сильно. Но я не знаю, сможешь ли ты все исправить.

Потом она сказала что-то еще, но он ее не слышал. Он не слышал ничего, кроме гула крови в ушах. Он чувствовал пульс на ее шее, убыстрявшийся под его рукой, хриплый звук своего дыхания. Она двигалась под ним, отвернув лицо. А затем он уже ничего не видел. Он был слеп и лишь чувствовал, как это движется сквозь него, сквозь нее.

После Ник поднялась и нырнула в океан. Хьюз последовал за ней, пытаясь дотянуться до нее под водой, но она уплыла слишком далеко. Она вынырнула и оглянулась на берег, на набегавшие волны. Он подплыл к ней, неторопливо, и, когда он был рядом, она обвила его рукой за шею и поцеловала. У нее был вкус оливок.