Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2012)

Молния бьет в моллюска, тот в ужасе

Створки захлопнул, и молния вьется вокруг

Глаз ее, те превращаются в жемчуг:

И, светясь, уходила ко дну Красного моря ракушка,

Спускалась к обломкам Рамсесовых колесниц

И костер наготы во тьме светит,

И он разгорается в полную силу, костер наготы,

Цвета водорослей власяница вонзается в плоть,

И Исайя-пророк говорит при потоке,

Бегущем с вершины Хермона, где горнолыжный курорт,

Говорит о пустыне взыгравшей и возвеселившейся,

Пахнет акридами и диким медом, инжиром раздавленным

И ремешками сандалий, и он говорит

О цветущей пустыне, стоит в светоносном потоке

Над глинисто-желтой водой, и волна — волосок к волоску,

И сандалий ремни, волокнистая бездна с глазами ундин,

На дельфинах летящих верхом — на дельфинах, тритонах,

На гадах морских, шелест крыльев, свеча подо льдом и вода,

Отверзаются очи слепых, и веселие вечное над головами их,

И водворение сиринов, пенье над глинисто-желтой водой

Свет, говорили, кто видел, свет озарил все окрест,

И все бывшие там устрашились: огонь исшел из Иордана,

И ночью белели, намокнув, сорочки в лучах

Прожекторов в Ярдените, и я в иордани

Рубил корку льда напрестольным крестом, и светила

Фара пришедшего в полночь за мной снегохода, и воды сии

Я просил освятить, и светилась жемчужница, идя ко дну

Красного моря, светились обломки твоих дирижаблей,

Твоих субмарин, Леонардо, твоих, фараон, колесниц

В бесперспективном пространстве

Март и вся в перьях огней большеротых,

Вся в перьях огней городских — не Саратов ли? —

Улица, луковицы куполов под дождем и ундины, ундины

Из аква- и ультрамарина, из глины, свистульки из глины

И лампы бельмо над двухъярусными кораблями,

Колючка в воде, продувное потешное войско, но спи,

Спи, художник! Русалки воскликнули вау!

Взмывая на взмыленном гребне, и скрылись. Пропела сирена

В зимнем дворе — волчьей яме двора. Тихо в лесу.

Одиссей хитроумный уснул на корме,

Золотое прозрачное семя пустив по воде,

По висячим садам чаровницы. Давай, та сказала, умрем,

На постели белея, и было от снега светло

Гераклит говорил: человек, как умрет и погаснет глаз образов,

В радостной ночи в себе зажигает свет дня — спи, художник!

Смотри, как пылает твой дом восходящего солнца —

Полярный Урал Сальвадора Дали на границе оккупационной

Зоны Альянса и отошедшей Китаю Сибири:

Мед облаков, кровь с молоком и мед облаков —

Взорванная голова, переполненная облаками,

Архитектурными их превращеньями, их ледоходом

В бесперспективном пространстве,

И ваза, растущая, не завершаясь во времени,

Ваза полуденной рыночной площади, полной фигурок —

Не босоногие ли кармелитки? —

И звенья цепочки плавают, переливаясь,

Над островками Тишинского рынка,

И, дочь Восточного Ветра со станции Котлас,

Ты возвращаешься к снегу арктической тьмы

С ее передвижными лучами,

Словно идут на ходулях всю ночь над нами

Дымчатые исполины

Пузыри, пузыри и шары Монгольфье

Чьи трусы и рубашка лежат на песке? Пропоют ли ему

Вечную память? Прославят ли храбрость безумца в церквях?

Как говорил Златоуст: что мне до неба, когда во мне Тот,

Кто больше неба? Что мне до ваших бирюлек

И брюликов? До вечеринок на Ретро FM

И канала “Союз”? Вскрывают посредством трепана

С пилообразными зубьями или другого сверла

Кость, лоскутки мягкой ткани, тюльпан извлекают

Или кувшинку-нимфею. Или дороги Смоленщины

И козьи тропы в горах, звездные карты

С поправками русского мальчика —

Глупости мальчика сохнут на ветке чинары

В зарослях дикорастущего света, который есть тьма.

Превратился ли он в журавля, тот полковник?

Глупый полковник, стоящий в расстегнутых брюках,

Мысль его бьется как в тесной печурке огонь:

Согреших, честный отче! Я мстил ей за наших ребят…

А чего? Пусть докажут! Журавль прилетал.

Превратился ли он в журавля, тот полковник?

Четыре простые пробоины в черепе у командира

Наспех в глину зарытых мочалок,

Серебряный дождь-мойдодыр

И никто не плывет по опасной реке.

Пузыри, пузыри и шары Монгольфье,

Земляника пылающая и другие летательные аппараты-купавы,

Цветут сто цветов, сто воздушных шаров

Поднялись над лагуной с тростинок над отмелями золотого

Сна дембелей: золотятся останки моста

Над Васьюганкой, и рельсы под солнцем — две волосинки

Над золотом быстрым, быстрым живым серебром,

Школьники ходят по ним за морошкой. Звали ее Мерзлякова

Алла. И водку закусывали строганиной после 730-ти

Дней в сапогах одноклассники у Мерзляковой:

Ты отключился, а с остальными — сразу с двумя —

Кто б мог подумать? — о, зимние, детские, птичьи

Сады наслаждений, где миллион алых роз!

И цветные тряпицы сбегают с воздушных могил в ивняке —

Люльки детей мерзлоты, колыбели в снегу —

Стоит ли видеть в них струнные? В полой кости —

Флейту сатира с содранной кожей? Стоит ли видеть

Псалтири, киноры на ивовых ветках в могильной

Яме воздушной, стоит ли видеть ее оркестровой

Ямой? Графика школьная в обледеневших

Щелястых отхожих местах — что ж, Иоанн из Дамаска

Золотарем потрудился, чем и купил себе право писать:

Богородица старцу явилась, ты что, мол, скала, старик,

Ты кого в выгребные отправил

Ямы? Но не была ли работа

Ассенизатором для Иоанна

Дамаскина чем-то вроде

Инициации? И операции той же

По удаленью тюльпанов — глупых камней?

Озеро вскрылось, и взору явился