Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 2 2013)

тонкий, прекрасный покров, и дал под стопы ей скамейцу.

Подле поставил себе расписное стуло, подальше

от женихов, дабы гостя их шум несносный от брашен

не отвратил, посреди сидящего неукротимых,

и об отце отдалённом расспросам его не мешал бы.

Им водой, принесённой в златом, прекрасном кувшине,

на руки полила над серебряным тазом служанка

и, омывши, лощёный пред ними стол распростёрла.

Расположила на нём почтенная ключница хлебы,

многие яства достала, в угоду им, из припасов;

кравчий блюда поднёс тяжеловесные с мясом

всевозможным, и чаши для них поставил златые;

часто глашатай к ним подходил, вино подливая.

Внутрь вошли женихи чванливые скопом, и сразу

тесно в ряд они уселись на стула и кресла.

Им же на руки лить глашатаи начали воду,

заторопились рабыни накладывать хлебы в кошницы

и наполнять сосуды напитками отроки стали, —

руки к пище они, наготове лежащей, простёрли.

Но, когда и к напиткам и к яствам охота пропала

у женихов, другим у них озаботились мысли:

пляской да пением, ибо они украшение пира.

Тут же были и гусли глашатаем вложены в руки

Фемию, при женихах поющему волей-неволей, —

вот затянул он, ударив по струнам, прекрасную песню.

Между тем Телемах ясноокой промолвил Афине,

голову так приклонив, чтоб не слышали все остальные:

“Милый гость, на меня за то, что скажу, не досадуй;

то-то забота у них и есть, что гусли да песни, —

праздные, проедают добро безмездно чужое,

мужа, чьи белые кости гниют, наверно, под ливнем,

лежа на берегу, иль волн а ми катаются в море.

Если б узрели его, возвратившегося на Итаку,

все бы они взмолились о том, что проворные ноги

лучше иметь, чем одеждой богатыми быть или златом.

Он же злою судьбой повержен, и нам никакого

нет утешения, кто б ни сказал из людей землеходных,

что придёт, но его возвращения день ведь погублен.

Ты же мне вот что поведай по правде и по порядку:

кто? из каких ты людей? из какого града и рода?

на каком корабле и каким путём на Итаку

шли корабельщики? кем они себя величают?

ибо прибыл сюда не пешком же ты, полагаю.

Кроме того, откровенно скажи мне, дабы я ведал:

нас посещающий ты впервые ль, отцовский ли давний

гость, поскольку других мужей в наш дом заходило

много, поскольку немало и он меж людьми повращался?”

Был же таков ответ ясноокой богини Афины:

“Ладно, тебе я о том по всей поведаю правде, —

Ментесом, Анхиалая разумного я величаюсь

сыном и господином Тафосцев веслолюбивых.

Днесь на своем корабле со спутниками я причалил,

по виноцветному морю в Тем е с проплывая за медью

к людям иноязычным, блестящим запасшись железом.

Мой корабль вон там, за городом, около поля,

под лесистым Нейоном, стоит у пристани Рейтра.

Мы друг друга с твоим отцом величаем гостями

издавна, — можешь о том пойти разузнать у Лаэрта,

благородного старца, — уж он, говорят, не приходит

в город, беды вдали сносящий, около поля,

со старухой служанкой, еду и питье подающей

всякий раз ему, когда усталость охватит

члены его, умотав по холмам, виноградом поросшим.

Нынче пришёл я, поскольку уж дома он, говорили,

твой отец, но видать, путь боги ему преграждают,

ибо пока на земле Одиссей богородный не умер, —

верно, кто-то его, живого, на острове держит

средь широкого моря, и людям лихим он подвластен,

диким, коими явно противу держится воли.

Я предрекаю тебе, бессмертные что положили

на сердце мне и что исполнится точно, надеюсь,

хоть и не предсказатель, гадать не умею по птицам, —

знай, что ему вдали от отчей земли находиться

уж недолго, хотя б и оков железных под гнётом,

он придумает, как вернуться, поскольку находчив.

Ты же мне вот что поведай по правде и по порядку:

сын ли ты самого, возмужавший так, Одиссея? —

Страшно походишь лицом на него и взором прекрасным, —

мы друг с другом частенько сходились, прежде чем в Трою

он отплыл, куда и все остальные с ним вместе,

лучшие из Арг и вян, ушли на судах широбоких, —

с той поры ни меня Одиссей, ни его я не видел”.

Ей же в свой черёд Телемах рассудительный молвил:

“Ладно, тебе я, гость, по всей поведаю правде, —

мать говорит мне, что я от него, но сам я не знаю,

ибо в своей родословной никто до конца не уверен.

Как бы хотелось мне того быть сыном блаженным

мужа, коего старость в достатке живущим застала. —

Тем, кто из бренных людей несчастнейшим уродился,

я, говорят, рождён, уж коль ты меня вопрошаешь”.

Был же таков ответ ясноокой богини Афины:

“Нет, воистину боги твой род не безвестным вовеки

создали, коль таковым тебя родила Пенелопа!

Ты же мне вот что поведай по правде и по порядку:

что здесь за пир у тебя? по какому поводу сходка?

свадьба ли, торжество ли? — поскольку не в складчину, вижу.

Те, что пируют в доме, бесчинствующими безмерно

кажутся мне. — Сюда придя, безобразий при виде,

всякий муж, а тем паче премудрый, вознегодовал бы”.

Ей же в свой черёд Телемах рассудительный молвил:

“Гость, поскольку о том разведываешь и пытаешь,

знай, что некогда был знаменитым сей и богатым

дом, покуда в нём тот муж ещё находился, —

ныне же боги иначе решили, зло умышляя,

сделать его для всех людей пропавшим без вести,

ибо вовсе не так горевал по умершему я бы,

будь он во время войны меж сопутников в Трое повержен,

иль на руках у друзей, когда завершилась, скончайся.

Памятник бы тогда воздвигли ему Всеахейцы,

сыну по нём бы досталась вовеки великая слава.

Но бесславно его похитили Гарпии ныне, —