Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 2 2013)

Несмотря на все наши старания, окоп размером два на два с половиной метра к рассвету вырыли только на глубину чуть более метра. Для наблюдения и разведки нас сменил новый боевой расчет, прибывший с огневой позиции. А мы только во вторую ночь закончили земляные работы и накрыли ветками и плащ-палатками свое убежище. Ничего другого, чем бы можно было лучше накрыть наш окоп, поблизости не было.

Теперь из нашей землянки можно было видеть пристанционные поселки Карповки и Нового и Старого Рогачиков. Передовая проходила по краю поселков. Этот рубеж немцами был подготовлен заранее. Между домами были прорыты ходы сообщения, которые хорошо защищали от снайперов. Немцы могли находиться в теплых домах.

В непосредственной близости от немцев на склоне высоты окопались наши стрелковые части. У них, как и у нас на юру, — минус сорок градусов с ветром. Сверху хорошо были видны их окопы, пулеметные ячейки и противотанковые ружья. Но днем никакого передвижения ни у нас, ни у немцев не было. Все замерло. 6-я армия Паулюса окружена. Все ждут, чем закончатся бои под Котельниковым.

А в это время в районе Котельникова 51-я армия Сталинградского фронта вела тяжелые бои с танками Манштейна, рвущимися к окруженной 6-й армии Паулюса. Теперь, после окружения фашистов, мы оказались в «компании» двух фельдмаршалов. Впереди перед нами — Паулюс, а сзади — Манштейн. Расстояние между ними было всего сорок километров, тогда поговаривали даже, что всего двадцать. Стволы наших орудий смотрели на войска Паулюса, а южнее на соседних огневых позициях орудия были направлены на Манштейна.

Зато в небе было оживленно. Часто занудно ревели моторы транспортных юнкерсов-52. Они плотными группами по девять самолетов летали к окруженным немцам, везли им продовольствие. Не часто, но прилетали и наши истребители. Подходили близко к немецкой девятке. Огненные потоки трассирующих пуль летели навстречу ястребкам. Но не было ни одного случая, чтобы наш истребитель не поджег юнкерс. У наших истребителей потерь не было.

А у нас на переднем крае жизнь оживала только с наступлением темноты — приносили с огневых позиций обед в котелках и ведрах. В землянке жгли все, что горит, чтобы согреться и немного оттаять остывшую еду. Дров вблизи не было. Жгли кабель, траву, даже резину от автопокрышек. Лица и руки были черные от сажи. Умывались только снегом, размазывая сажу по лицу. Воду берегли для питья.

Иногда, как стемнеет, ходили на наблюдательные пункты к соседям. Я дружил с командиром нашей артбатареи старшим лейтенантом Васей Тысленко. Его наблюдательный пункт был в пятидесяти метрах от моего окопа, но чтобы в темноте не заблудиться, приходилось брать с земли кабель на руку и по нему идти. И вот через несколько минут я в его землянке. Вася имел хороший слух и играл на гитаре. В батарее красноармейцы берегли его гитару как оружие.

В землянке — в наблюдательном пункте батареи — в углу стояла стереотруба. В светлое время через нее можно было до мелочи рассмотреть дома Карповки и корректировать арт-огонь. Иногда вечером в землянке прямо на земле на брезенте, полукругом вокруг командира батареи, располагался весь боевой расчет. Все тихо ждали.

— Ну, чего притихли? Малыш, давай гитару! — Несколько аккордов, и вполголоса поплыла согревающая душу песня. Каждый бормочет, как может, на какой-то миг вспоминая свои задушевные впечатления. Это было у нас единственное человеческое удовольствие, которое, прижавшись друг к другу, мы получали от воспоминаний и пения любимых песен.

И как-то непроизвольно начинались рассказы и воспоминания.

— Знаешь, Женька, какой человек — моя Надюшка? — И в который раз идет рассказ о Надюшке. Все знают, что комбат не женат. Но слушают с удовольствием даже солдаты, имеющие семьи. Они все это сопоставляют со своими воспоминаниями.

— Товарищ старший лейтенант! А вот, чтоб у тебя была дочка, ты бы еще ласковей про нее говорил. Вот как я о своей подумаю, так у меня даже сердце начинает биться чаще, — и опять звучит песня, унося тебя в прошлое.

Вспоминают смешные истории. Васю просят рассказать о Киеве, меня — о Москве. В нашем подразделении, кроме нас, киевлян и москвичей не было. Поэтому, когда в землянке шли разговоры о довоенной жизни, рассказы о Киеве и о Москве слушали с удовольствием.

— В Мавзолее был?

— Да.

— Ну?!

— А Сталина видел?

— Один раз...

— Да? Расскажи!

Это было на физкультурном параде в 1940 году. Я находился от него примерно в двадцати метрах. Он стоял на Мавзолее, и можно было хорошо его рассмотреть….

Рассказы заканчивались далеко за полночь. Вылезаем из согретой дыханием и душевными воспоминаниями землянки, берем опять на руку кабель, чтобы не заблудиться, и в абсолютной темноте, сопротивляясь пронизывающему насквозь ветру, идем в свою ячейку. Слава богу, что есть командиры, как Вася Тысленко, не только умеющие командовать, но и способные согреть душу солдату.

Ни мы, ни немцы с 25 ноября до 10 января практически огня не вели. Только иногда, нарушая тишину, прострочит тяжелый немецкий пулемет. Но вот по ночам появились новые заботы. Окруженные немцы пытались группами прорваться к Манштейну. Нам нужно было себя охранять. По очереди в темное время стояли в траншее у окопа, пряча лицо от ветра, готовые дать очередь из автомата.

Мы все время ждали, что вот-вот начнем сжимать кольцо вокруг фашистов. А нет. Больше месяца сидим перед домами Карповки и Рогачика. Ни разу не мылись и ни умывались водой. Продукты привозили издалека. Часто были перебои. Тем не менее сознание, что немцы окружены и «на нашей улице будет праздник», давало силы и мужество все вытерпеть. Особенно тяжелыми оказались дни в канун Нового года. Второй день с огневой позиции не приносили обед, только котелок муки. Вечер. Лежим молча. В гильзе дымит фитиль, освещая небольшой коммутатор, телефониста и радиостанцию. У него на голове на бинте висит телефонная трубка. Разговаривать не хочется, все переговорили. Каждый думает о своем. Как-никак, сегодня наступает 1943-й Новый год. У входа в землянку, в траншее в этот раз дежурит сержант Русанов. Чтобы не заснуть, он иногда что-то выкрикивает, что значит — еще не совсем замерз. И вдруг в полный голос заорал:

— Самолет со светом!

Их много к немцам пролетало ночью. Дежурящий по возможности старался следить за самолетами. Было много случаев, когда немецкие парашюты с продовольственными контейнерами уносило в наши боевые порядки. Это были хорошие подарки. В основном хлеб, шоколад и жир в банках. Такое прозевать нельзя.

Через некоторое время с ревом моторов самолет еще раз пролетел над нами. И опять сержант закричал охрипшим голосом. В это же время телефонист в привязанной к голове трубке услышал, что рядом с наблюдательным пунктом командира батареи старшего лейтенанта Шалдаева сел немецкий самолет. Хватаем карабины, выскакиваем из землянки и бежим. Его наблюдательный пункт слева от нашей землянки в пятидесяти метрах. Впопыхах не взяли на руку кабель, идущий к Шалдаеву. Темнота, ничего не видно. Спотыкаемся, падаем. И вдруг в небо с треском взлетает ракета. Самолет осветило. Трехмоторный транспортный юнкерс-52 стоит совсем в другой стороне. Бежим к нему. Дверь у самолета открыта. В самолете темно.