Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2013)

“Сосать деревяшку на сцене не очень удобно”. Драматург Михаил Дурненков — о юбилее Станиславского в МХТ и о том, какую посмертную активность классик себе готовил. Беседу вел Алексей Крижевский. — “Газета.Ru”, 17 января .

Говорит Михаил Дурненков: “Мне кажется, наследие Станиславского не дает четкого, догматического определения о том, что такое „Школа Станиславского”. Мне это представляется живым телом учения, которое он создавал в разные годы своей жизни, при разных обстоятельствах, каждый раз понимал те или иные вещи по-разному, и это учение с каждым годом приобретало какие-то новые черты. Он же не как Будда, который уснул под деревом Бодхи и получил озарение раз и навсегда: с каждым новым спектаклем, новым делом его понимание менялось. Так что его учение — это именно живое тело, а не мертвый догмат. <...> Но вообще я видел много таких театров, которые в своих странных делах прикрываются именем Станиславского — даже не как щитом, а как одеялом. Много зла, сделанного с именем Станиславского на устах”.

Пьесу Михаила Дурненкова о Станиславском “Вне системы” см. в следующем номере “Нового мира”.

Староверы Нового Света. Лингвист Ольга Ровнова и писатель Петр Алешковский побывали в старообрядческих общинах Уругвая и Аргентины. — “ПОЛИТ.РУ”, 2013, 16 января .

Говорит Ольга Ровнова: “Следует понимать, что никакого особого „старообрядческого” языка не существует и существовать не может. Староверы оказались далеко за пределами отечества с теми диалектами, на которых они говорили в России. <...> Старообрядцы Латинской Америки интересны в лингвистическом отношении тем, что их говоры развивались без влияния русского литературного языка. Процессы развития этого говора очень любопытны. Так, некоторые слова меняли свое лексическое значение. Например, слово „русский” приобрело гораздо более узкое значение: для них „русские” — это только они, русские старообрядцы. Говоря „здесь русских много”, они имеют в виду себя”.

См. в ближайших номерах “Нового мира” воспоминания старообрядца “Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева”.

Мария Степанова. Что там увидела Алиса. — “Коммерсантъ Weekend ”, 2013, № 3, 1 февраля .

“Жизнь Алисы Порет прошла по краю этой ямы и ни в какой степени не была исключением из правил общей беды. Ее отец погиб в 1924-м; первый муж, искусствовед, умер в 27-м, второй — художник Петр Снопков, счастливо отбивший Алису Ивановну у Хармса, погиб в лагере в 42-м; война, блокада, нищета, эвакуация, бездомность и безбытность — фон ее воспоминаний, такой же, как у всех . Разница в самих воспоминаниях: в них нет ни следа опущенности , погружения в общую тьму. До такой степени нет, что мне пришлось перечитать их дважды, чтобы убедиться в своей ошибке и оценить степень промаха: все факты изложены там без эвфемизмов и умолчаний, все акценты расставлены по местам, все мертвые названы по именам. Дело, видимо, в тоне, в интонации, окрашивающей любой текст Порет, превращая его в рассказ об удаче: о жизни, прожитой с блеском — умно, спокойно и легко”.

Иван Толстой. Поцелуй на морозе. — “Радио Свобода”, 2013, 4 января .

1 января в Калифорнии на 93-м году жизни скончался литературовед, поэт, переводчик, профессор русской литературы Владимир Федорович Марков.

“Надо при этом не забывать, что 50 — 60-е годы в русской эмиграции были временем по большей части эстетически мертвым, а уж о поэзии писать могли вообще два-три человека. На этом фоне Марков был дерзким выскочкой из второй волны. По оригинальности Маркова были и его корреспонденты — вероятно, самые изысканные для послевоенных времен: поэт Георгий Иванов, литературовед Глеб Струве, композитор Вернон Дюк. Огромная переписка со Струве (если будет издана) станет несомненно литературоведческой и источниковедческой классикой”.

Борис Херсонский. Рим номер четыре. — “Полутона”, 2013, 28 января .

“Меня не удивило бы, если, приняв крещение, Бродский назвал бы свое духовное состояние — католицизмом. Случилось ли это в жизни гениального поэта — дело его души, дело его семьи. Но повторимся: творчество Бродского было повернуто лицом к Риму. И Римско-католическая церковь, похоронив поэта по обряду, вероятно, согласилась с этим фактом”.

Егор Холмогоров. Символы пустоты. Неюбилейное. — “Русский обозреватель”, 2013, 30 января .

“Получается технология тройного обмана, доведенная до совершенства в вещах типа „Архиерея” (одно из самых гадких произведений в известной мне русскоязычной литературе — даже Головлевы, пожалуй, не такие гадкие — точнее, слишком прямолинейно гадкие, сразу выплевываешь). Собственно, „Архиерей” довольно точно раскрывает и чеховский метод ненавязчивого псевдореалистического опошления, и конечный смысл этого метода — полное обессмысливание человеческой жизни, ариманическое отрицание ее высшей цели”.

“Чехов был изменником. Так сказать, культурным дезертиром. Он дает картину „физической природы” человека именно за вычетом всего того, что в ней произведено стремлением духа к превосхождению этой природы”.

“Человеку, который умирает при жизни, причем умирает необратимо, при этом прекрасно понимая механику и ход болезни, поскольку является врачом, можно, конечно, простить такой гиперманихейский взгляд на мир (гиперманихейский потому, что учение о тьме тут даже не уравновешивается учением о свете)”.

“Чехов как бы выбрал посмертную кару по себе. Ни один русский писатель не удостоился такого непонимания, опошления и неблагодарной памяти, поскольку только это непонимание и опошление было единственной защитой Чехова от изгнания и отторжения русской культурой ”.

“Христианского голоса эта власть не слышит”. Поэт Ольга Седакова — о том, как спасаться от энтропии. Беседу вел Антон Желнов. — “Новое время/ The New Times ”, 2013, № 2, 28 января .

Говорит Ольга Седакова: “Я не думаю, что именно те, кого называют новой интеллигенцией, очень антиклерикальны. Художественный авангард, актуальное искусство — да. Вообще какой-то „развод” Церкви с интеллигенцией происходит. Ожесточение растет с обеих сторон. Это не просто печально для меня, это страшно. Но я не готова сейчас это обсуждать”.

“В позднесоветское время были тайные общества, источники, элита. И интеллектуальный уровень там был гораздо выше. Тогда у меня были знакомые европейцы, которые сюда приезжали и говорили: вам хорошо, потому что у вас нет современности. Вы можете читать Плутарха как своего современника”.