Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2013)

Перед отправкой в лагерь остригли косы <���…> Шорты купили и голубую майку, И тюбетейку от солнца — узорчатый край. Спрашивали: «Ты девочка или мальчик?» Вот было счастье — ответить: «А угадай!» <���…> Дядьку смутишь незнакомого в пух и прах, Есть у десятилеток римское право: Быть пацаненком в юбке, девкой в штанах <���…> Муза моя, ты девочка или мальчик? Ты — Керубино: смейся, лукавь, замри!

Пред небесной медкомиссией стоит мой жалкий дух: <���…> — Ты слонялся, ты повесничал, валял дурака <���…> Высоты не взял завещанной, не отнял у тьмы, — Ты опять проснешься женщиной в начале зимы.

Дворовое детство, вкус к плебеям

А дома спросят: «Кто тебя?» А я скажу: «Сама!» «Вольно ж тебе с хулиганьем!» — В сердцах воскликнет мать <���…> А Санька, белокурый бог, Заедет мне под дых! <���…> Но крыша возле чердака Звенит, как зыбкий наст, Но чья-то грязная рука Скатиться мне не даст, И я вдохну все звуки дня, Весь двор — со всех сторон — И никогда уж из меня Не выдохнется он!

Белокурый, белокрылый Парикмахер молодой...

Говорят, моя прабабка Согрешила с кузнецом <���…> Говорят, кузнец прабабку На одной руке носил <���…> И с буфетчиком Петрушей Напоследок согрешу.

Суровый сантехник Виталя При встрече мне рад, как родне.

Если плотно сощурить глаза И смотреть на окно, не в окно, Там как будто японский пейзаж И садовник в простом кимоно <���…> И пускай здесь десятый этаж И фонтанит прокрученный кран, Есть в окошке японский пейзаж И звонит удверей техник-сан.

Девочка в очках, со школьной стрижкой <���…> Так и пропадает с той поры. Что-то сотворили с ней дворы?

Стихи и жизнь — дом с дверями

Стихотворенье — домик, Его легко сложить <���…> Стихотворенье — род жилья, Вместительный приют: <���…> Давно прошедшие мужья Все мирно там живут <���…> А тот, веселый и хмельной, Чужой, должно быть, муж, В стихи заходит как домой И принимает душ.

Я хотела убежать в книжку, Но захлопнулась, как дверь, книжка.

Обустроиться в стихотворенье: Прилепить картинки тут и там, Рифмы, как соленья и варенья, В кладовой расставить по местам. Вделать дверь, закрывшись от Вселенной, И окошко с круглою луной, И скрепить навечно пол и стены Собственной, как ласточка, слюной.

Волшебные помощники

Парикмахер молодой <���…> Завари со мною кашу, Из промерзших воскреси. Жизнь из мрака сотвори. Ножниц хищное круженье, Солнечная благодать… Я готова постриженье И помазанье принять .

Амур! Амур! Лукав пунцовый рот, Но детский лепет твой повсюду понят: Лосось полуживой к верховьям прет, И ласточка кричит, и голубь стонет.

Присел амур на подоконник, Но я ему сказала: «Кыш!»

Молча ждет, чтоб растереть мне спину, Ангел мой, гример и костюмер.

Вот монетка, музыкант смуглый, Протруби мне в свой рожок млечный, Дай ударить в барабан круглый, Забери меня в свой ритм вечный.

Еще разок, мой сладкий — осаль, задень, кольни! Из лука, из рогатки, из трубочки пальни! А если ты без лука и звать тебя Гермес...

Каламбурные ходы

Ты велел мне взять себя в руки — Строгим голосом, как большой <���…> Милый, с нами ведь как с детьми: Приезжай, покажи, как надо, В руки, в руки меня возьми.

«Амур-р! Амур-р!» — взывает серый кот <���…> Амур! Амур! Лукав пунцовый рот, Но детский лепет твой повсюду понят.

Перед отправкой в лагерь остригли косы <���…> Нет, в пионерский, конечно, что за вопросы, — Где тихий час и речка, лес и компот.

Есть в окошке японский пейзаж И звонит у дверей техник-сан.

Парикмахер молодой <���…> Я готова постриженье И помазанье принять .

Тут пришли ко мне мертвые поэты <���…> и сказал мне ловелас, Ричард Лавлейс...

Лета, забвение, бессмертие

Давай барахтаться, как та Хваленая лягушка. Давай барахтаться, давай, В кувшине, полном Леты: Сбивай проклятую, сбивай В катрены и терцеты! <���…> Забвенья вечного хлебнуть — Уж это мы успеем.

У вечности глазастой под вопросом, Я вензель свой рисую как могу Мальчишеским ботинком тупоносым. <���…> И все развеется, как снежный прах, Все в Лету утечет с весной слезливой! <���…> и медная труба — Слышна, хоть с головой в сугроб заройся! — И обнимая, шепчет мне Судьба: «Закрой глаза и ничего не бойся».

Попросили меня раз в «Иностранке» перевесть современного поэта, англоговорящего, живого, — «Ведь не все ж мертвецов тебе толмачить!» Вот раскрыла я живого поэта — <���…> Веет смертью от его верлибров <���…> я прочла и умерла, не сдержалась. Тут пришли ко мне мертвые поэты <���…> и сказал мне ловелас, Ричард Лавлейс: — Слышал в Тауэре свежую хохму, «Коли снятся сны на языке заморском — с переводчицей ложись!» Ловко, правда? <���…> Я воскресла, поглядела в окошко, отложила современного поэта.

Лет спустя пятьдесят — а быть может, и сто — Белокурый мальчишка, поэт, нараспашку пальто <���…> Откопает мой стих, словно косточку юный барбос <���…> И в архив полетит он <���…> И друзьям он читать меня станет, и грозно взирать <���…> И в окошко глазеть, и такую шептать ерунду...

Обустроиться в стихотворенье: <���…> И скрепить навечно пол и стены Собственной, как ласточка, слюной <���…> Пусть кому-то повар желтолицый Сварит суп из твоего гнезда.

Я сказала б тебе, брат <���…> что вагон наш во тьме — свят и что поезд ведет Бог <���…> что не все там, в конце — прах, что никто не умрет весь.

Второстепенные английские поэты, вы руки тянете ко мне из темной Леты и, как детдомовская ребятня: — Меня, — кричите вы, — меня, меня! Да я сама тут запасным стою хористом, да я случайно забрела на эту пристань <���…> Первостепенные английские поэты давно пристроены и кушают котлеты, забвенья молчаливая вода над ними не сомкнется никогда. А я переднего уже тяну, как репку, и кто-то сильный встал за мной и держит крепко, и вся компания — а стало быть, и я — за шкирку выхвачена из небытия.

Вышел дед к Михалычу в кофте белой: — Пособи, — грит, — малость, а? ключ заело. Подточил бородку он, вставил ключик, видит — за воротами пруд блескучий, лодка плоскодонная, лес нечастый, небо подметенное, луг цветастый. Старичок догадливый подал руку: — Ну бывай, заглядывай, скрасим скуку. И Михалыч с горочки двинул к пляжу, — Буду, — молвил, — вскорости, петли смажу.