Виктор Дьяков - БУМЕРАНГ повесть

- И все-таки холодно здесь у вас. Помнишь, у нас в Суроже уже грядки в это время начинают копать, а тут…- старик вздохнул и словно окончательно приняв какое-то важное решение, заговорил твердо, как многие годы говорил, объясняя урок у классной доски.- Я ведь не только потому, что с родителями Софочки хотел породниться так на тебя давил, когда ты приехал после окончания аспирантуры и сообщил, что получил направление. Я, как и мать, очень хотел увидеть внуков еще при своей жизни. А у тебя тогда даже и девушки никакой не было. Ты был весь в учебе, так же как сейчас в работе, ни о чем больше и не думал. А Софа, она кроме всех тех качеств еврейской девушки из хорошей семьи имела и имеет еще одно, она не по-еврейски красиво, просто замечательно сложена. А я, вернее мы с матерью, хотели не просто внуков, а красивых внуков… И вот, что я вижу, ни твой сын, ни твоя дочь внешне не пошли в нее, в их породу, они пошли в нашу… и я… я еще почему-то и поэтому чувствовал себя виноватым… Но раз ты счастлив с Софой, то я… я… спасибо тебе, ты снял камень с моей души,- старик не мог сдержать слезу.

- Папа, папа… ну зачем ты так долго все это в себе держал? Давно бы все вот так обсудили и не мучался бы… И мама, она ведь получается и умерла с этим… Ну не знаю, как так можно,- недоумевал Лев Михайлович.

- Когда ты приезжал к нам с семьей в отпуска, мне казалось, что у вас в отношениях не все в порядке. Извини, но я не верил, что вы здесь так хорошо живете. Но сейчас… сейчас я по настоящему успокоился и рад за тебя. Жаль, что мать так ни разу у вас не побывала, не порадовалась, она бы…

- Папа!- перебил отца Лев Михайлович,- Не все можно измерить материальным достатком. Но если ты так считаешь, то пусть. И насчет Софы, да она очень много сделала, чтобы создать из этой квартиры уютное жилье. Но не забывай, что квартиру эту дали не ей, а мне, и как бы по твоему я не был непрактичен, но я не рядовой сотрудник, я ученый, которого очень ценят. Ты вот квартирой все восхищаешься, а еще не разу не спросил, сколько я зарабатываю. Я даже догадываюсь почему, боишься расстроиться, потому что уверен, сыновья и зятья твоих братьев и сестер в своих магазинах и на складах имеют больше меня. Так вот, со всеми секретными, сибирскими и докторскими добавками, плюс премиальные мой оклад в среднем около четырехсот пятидесяти рублей в месяц. Причем эти деньги я имею вполне на законных основаниях и не трясусь от страха перед ОБХСС, как некоторые из моих двоюродных братьев. Понимаешь, четыреста пятьдесят чистыми, а Софа получает всего сто шестьдесят. Почти все эти продукты, что ты видишь на нашем столе, их же в свободной продаже нет, это куплено в нашем закрытом институтском магазине. Понимаешь, как бы ни был я непрактичен, семью содержу, кормлю прежде всего я!

- Лева, сынок… Ну почему ты так обижаешься? Я не умаляю твоих достоинств, я же всегда верил в твой талант. Но я все время так боялся, что ты не сможешь… как бы это сказать… извлечь из своего таланта хоть какую-то выгоду, реальную пользу для своей семьи. Ведь с одаренными людьми так нередко случается,- несколько растерянно оправдывался Михаил Израилевич.

- Ну, а что касается твоих внуков… Почему ты так переживаешь, что они не красивы, не унаследовали Софину внешность, а пошли в нашу породу? Я вообще не вижу никакой причины для пессимизма по этому поводу. Илья и Фира, они хорошо учатся. Вспомни, как ты не раз говорил, что житейский ум это основное качество для любой женщины. А Фира именно такая. И потом я вообще не пойму, откуда у тебя это блажь, иметь именно красивых внуков. Помнишь, как сам меня учил, наш народ самый старый на планете, оттого в нашей среде довольно часто встречаются внешне ущербные и мужчины и женщины. Так чего же ты ждешь от своих внуков? Твои внуки евреи, они и выглядят как евреи,- уверенно полемизировал с отцом Лев Михайлович…

Вообще-то Лев Михайлович был чрезмерно рад, что наконец-то они с отцом могли вот так наедине безо всяких ограничений поговорить друг с другом. Последний раз они так разговаривали «по душам» когда Лева еще в школу ходил. Потом как-то все не получалось. За столь продолжительный срок и у отца и у сына скопилось много такого, что они не могли высказать никому, ни дома, ни на работе. Михаил Израилевич, так же как и сын был по жизни человеком очень одиноким, и хоть ставший всего лишь школьным учителем, но всю жизнь он как истый еврей ее, эту жизнь, внимательно наблюдал, анализировал и «собирал факты», и, конечно, делал свои собственные выводы. Эти выводы он тоже мог поведать только сыну. Ровесник века, в молодости он сумел выжить в революцию, в годы всевозможных чисток, и в тридцатые, и в сороковые и в пятидесятые избежал репрессий, по состоянию здоровья избежал и фронта. В те годы поговорка «молчание – золото», звучала несколько иначе, «молчание – жизнь». Но вечно молчать невозможно, и Михаил Израилевич уже давно жаждал поделиться своим «богатством» с сыном.

- Ты спрашиваешь, почему я так переживаю за внешность Фиры и Ильи?... Я не переживаю, я сожалею. Когда рос ты… ну, в общем, то что ты уродился таким как ты есть, стопроцентным евреем, талантливым, но не красавцем, это было вполне ожидаемо. И дед твой и прадед великолепно считали. В своем магазине они могли обходиться без счет и всяких записей, и ни когда не ошибались ни на одну копейку. Ну и я… я когда в школе учился, а потом в институте всегда был отличником по математике. Вот и результат – ты унаследовал развитые твоими предками способности. Ну, а если ты помнишь фотографии дедушек и прадедушек, бабушек и пробабушек, то так же станет ясно, откуда у нас с тобой такая внешность. Так вот, для чего я так хотел, чтобы ты взял в жены именно Софу!?- вдруг повысил голос Михаил Израилевич.

В гостинной, где отец сидел на тахте, а сын на мягком стуле, повисла пауза, Лев Михайлович ждал, что еще скажет отец, а тот вдруг замолчал.

- Наверное узнал, что в ее родословной, тоже имеются какие-то уходящие вглубь поколений традиции. Ее же родители гуманитарии были… Неужто хотел видеть внуков этакими всесторонне одаренными вундеркиндами!?- с улыбкой предположил Лев Михайлович.

- Чушь ты говоришь сынок, или специально надо мной смеешься. Отец Софы, в молодости его звали Иоська-недотепа, был далеко не семи пядей, да и мать тоже… Они правда оба были удивительно усидчивые и старательные, но талантов особых Бог им не отпустил,- Михаил Израилевич огляделся по сторонам, словно опасался, что его могут подслушать уже умершие родители Софьи Иосифовны. Но в квартире кроме них никого не было, а до прихода невестки и внуков оставалось еще не менее пары часов.- Тут совсем другое. Тебя ни разу не мучила мысль, почему твоя Софа фигурой совсем не напоминает еврейку?