Стиг Клаэсон - Мы Любим Ингве Фрея

Сапожник, увидев Петтерсона, выбрался из лодки и пошел к нему навстречу.

— До того, как поставить сети, давай выпьем, — предложил он. — Я взял с собой на случай, если тебе нездоровится после вчерашнего. Нам на Выселках всем нездоровится. Мы сегодня только отдыхали.

Он отдал бутылку Петтерсону.

— Мы все сегодня болели, как на второй день рождества… Придется снять туфли и носки. Эта лохань протекает. Мы сами ее когда-то построили, уже очень давно. Нам нужно переправиться на другую сторону озера. На северный конец. Если есть в озере рыба, она гуляет там.

Сапожник сел, снял туфли и носки и закатал брюки выше колен. Потом он вошел в лодку.

— Оттолкнись! Я сяду на весла. Грести полезно, когда у тебя сидячая работа. Возьми с собой бутылку! На случай шторма на море.

Петтерсон толкнул лодку и впрыгнул в нее. Он перебрался на корму, закурил и угостил сигаретой сапожника.

— Где твоя жена? — неожиданно спросил сапожник.

— Ты разве не встретил ее? Она должна была пойти к вам за машиной. Но она, наверное, пошла по дороге, а не тропинкой.

— Неправильно, нужно было идти тропинкой. Так она, ты говоришь, пошла за машиной? Сейчас все водят машины. Все. Эльна ждала, что вы оба придете. Твоя жена сидит, наверное, с Эльной на кухне. Эльна обещала дать ей какие-то кухонные рецепты и хотела что-то подарить.

— Вы смогли бы жить здесь без нее? — спросил Петтерсон.

— Я не смог бы, — сказал сапожник. — Хотя и Эрик-сон и Эман умеют хорошо готовить. Сам я готовить не умею. Мне никогда не приходилось этим заниматься. В доме всегда были женщины… Хуже всего, что у Эль-ны слабое здоровье. Она подолгу болеет. Конечно, иногда приходят в голову разные мысли, что будет здесь без нее. Что-нибудь будет. Приспосабливаешься ко всему.

Сапожник сложил весла.

— Меня они никуда не упрячут! Никого из нас! Ни за какие деньги!.. Пока можем, мы будем заботиться друг о друге. Мы долго ухаживали за сестрой Эриксона. Хотя, в конце концов, мы сдались. Нам пришлось отвезти ее в больницу. Хильда стала совсем беспомощная, и больница была ей необходима.

— А за вами кто-нибудь присматривает? — спросил Петтерсон.

— Прежде к старикам на хутор приезжал пастор. Но теперь и он сам состарился. Сейчас он болен и уехал за границу подлечиться на курорте… В поселке живет медсестра. Она тоже в отпуску. Но обычно она всегда рядом. Когда у нас не было телефона, она раз-другой в месяц обязательно навещала нас. А теперь, в случае чего, мы сами можем позвонить ей в любую минуту. Хуже было в самое первое время, когда я еще не научился говорить по телефону. Эльна все равно ничего не слышит. Правда, звонят нам редко. У нас не было телефона много лет… Электричество у нас тоже не очень давно. Сейчас-то мы живем хорошо. Жаль только, что как раз теперь, когда мы зажили хорошо, у нас отобрали связь с городом. Вроде бы должен был ходить мимо автобус. Но пускать его невыгодно. До поселка и обратно мы добираемся на попутных самосвалах, возящих щебенку. Но в поселках нам делать нечего. Там почти не осталось стариков. А молодых мы никого не знаем… Нам бы хотелось иметь возможность ездить в город. Хочется иной раз походить по улицам, посмотреть, как живут теперь люди. Дом для престарелых тоже в городе, и мы знаем многих, кто в нем живет… Хотя сами мы туда не хотим. Нет, туда мы не хотим… Здесь, в лесу, — хорошо, хотя тебе это трудно понять. Но в лесу и вправду хорошо! Ни у кого из нас нет долгов. Единственно, чего нам здесь не хватает, так это связи с городом. Эману иногда приходит в голову мысль переехать туда жить, но он не смог бы. Он не городской… Эману кажется, что он бы нашел там себе занятие. Он хочет сгребать листья в парках или чистить снег зимой. Он-то хочет, но захотят ли другие, чтобы это делал Эман. Кому нужен согнутый старый мужик, который, конечно, работать умеет, но работает медленно, по-своему, как работает только он. В городе не хватает работы даже молодым. Молодые тоже стремятся в большие города, да только там нет квартир… В больших городах трудно с жильем… Нет, придется Эману остаться здесь и срывать свою злость на курах… Да и Эриксон не сможет жить без него один. Мне кажется, что не сможет.

Сапожник быстро в такт работал веслами, и скоро они оказались у цели, на северном конце озера. Сапожник подал сеть Петтерсону.

— Опускай грузилами вниз! Здесь, у камыша, стояли колья, к которым крепили сети. Видишь?

Сапожник указал на колья.

— Сможешь привязать?

— Да.

— Хорошо, — сказал сапожник. — Мы поставим одну сеть по направлению к центру озера, а другую — вдоль камыша… Ты знаешь, что такое фуганок?

— Нет.

Поставили сети. Одну в направлении к центру озера и другую вдоль камыша.

Дул теплый южный ветерок. Там, где стояла лодка, водную поверхность рябило, но остальное озеро лежало тихое и гладкое.

— Здесь однажды утонул мужик, — сказал сапожник. — Он пошел в большой лес ловить свою лошадь и переправился на другой берег в лодке. Когда он поймал ее, то вздумал переправиться обратно тоже в лодке, а лошадь заставил плыть за собой. Так вот, далеко он от нее не уплыл. Она все пыталась влезть в лодку и, в конце концов, перевернула ее. Это была другая лодка, не эта, в которой мы сидим. Мужик камнем пошел на дно.

— Я, пожалуй, хлебну из бутылки, — сказал Петтерсон.

— Потом передай мне! — сказал сапожник. Он сложил весла, предоставив лодке скользить по воде своим ходом. Он никуда не торопился.

Рассказ о мужике и о его лошади странно поразил Петтерсона. Чем, он не знал. Он никогда не представлял себе, что лошадь, оказавшаяся в воде, может, как человек, пытаться спастись в лодке, случись она поблизости.

— А что стало с лошадью? — спросил Петтерсон.

— Она повернула обратно, вышла на берег и понесла. Сначала мы нашли тело мужика, а потом все вместе, кто тут тогда жил, устроили облаву. Лошадь была молодая. Она сорвалась в овраг и сломала хребет. Я ее не видел, но Эриксон вместе со всеми ловил ее и потом рассказал нам.

— У Эриксона никогда не было своей лошади?

— Не было. На весеннюю пахоту и сев приходилось лошадей нанимать. А в другое время вместо лошади впрягали Эмана. Я тоже впрягался и помогал Эману быть лошадью, когда в том была особая нужда, ну, как, например, когда мы сажали картошку… Здесь, в наших местах, никогда не держали много лошадей. Пашни у нас слишком маленькие. Поэтому любая крестьянская работа стоит много труда.

Сапожник потихоньку стал грести по направлению к дому.

— Те, кто вовремя уехал отсюда, устроили свою жизнь, — сказал он! — А кто остался, не смог устроить… Народ начал разъезжаться в конце войны, когда многие побывали в армии и увидели, что и в других местах люди живут. Мы к тому времени были уже слишком старые, чтобы начинать все заново… Видно, кто остался здесь, родились, чтобы здесь остаться. Наши корни в этой земле, и никуда мы от нее не денемся. И мы ни в чем не изменились за все эти годы. Это все вокруг нас изменилось. И изменилось к лучшему. Только вот связь, связь с городом, у нас забрали, и мы от хорошей жизни ничего по сути не получили. Нас все равно как за-перли в лесу. Хотя раньше мы никогда не чувствовали, что отрезаны от жизни. Так что можно сказать: никогда мы не жили так хорошо и так плохо, как сейчас.