Стиг Клаэсон - Мы Любим Ингве Фрея

— Я не заметил у вас на шоссе большого движения, — сказал Петтерсон.

— Сейчас ездят одни отпускники, — сказал сапожник. — Что-то не очень они интересуются нашим памятником старины. Или, может, он годится только для развлечения в выходные дни? Следующее воскресенье тоже выдастся хлопотное, как думаешь?

— Я думаю, что нам нужно пойти и похоронить Ингве навечно. И нужно сделать это еще до воскресенья.

— Ты так думаешь?

— Да.

Сапожник сложил весла.

— Вы когда уезжаете?

— Скоро. До воскресенья уедем. Я весь день раздумывал над вашим памятником. Он, конечно, видный из себя и интересный, и когда о нем узнают в местной газете, то обязательно напишут. Потом, возможно, сюда приедут люди, с телевидения ’ Новый исторический памятник — всегда хороший материал. После этого вас уже не оставят в покое.

— Хочешь сказать — раскроют наш обман?

— Вряд ли, — сказал Петтерсон. — Кому нужно выяснять, настоящий это памятник или нет? В общем-то, он и вправду настоящий. Просто здесь появится много любопытных. Вы окажетесь на виду… И тогда… тогда явятся к вам и пастор и медсестра.

— Что я хочу тебе сказать, — с расстановкой проговорил Петтерсон, — вам после этого трудно будет защититься. Вы станете общей собственностью и потеряете свободу. Сейчас вы свободны. Вы, хоть и заперты в лесу, но свободны. У вас нет долгов… Ты привык общаться с людьми, ты с шумихой справишься. Но остальные трое не справятся. А когда власти заметят, что вы не справляетесь, вас увезут отсюда силой… Вот какие дела.

— Да, история… — сказал сапожник. Он немного помолчал, а потом неожиданно ухмыльнулся: — Не забудь, мы ведь поклялись охранять покой старого Ингве. Он по-кой заслужил.

Сапожник повел лодку через камыши к берегу, и Петтерсон увидел, что Анита уже пригнала машину с Выселок. Она стояла спиной к озеру и с кем-то разговаривала.

— Анита с кем-то познакомилась, — сказал Петтерсон.

Сапожник оглянулся на берег.

— Это молодой хозяин, — вполголоса сказал он. — Тот, кто покупает у Эриксона сено. Он, наверное, заинтересовался нашим указателем.

Сапожник подвел лодку, и молодой хозяин вытянул ее нос на сушу.

— Судно прибыло в порт, на борту все в порядке! — отрапортовал сапожник.

— Ты куда-то едешь? — спросил он у молодого хозяина. — Познакомься! Это Петтерсон. А эта фру — его жена… Хочешь выпить, Виклунд? У Петтерсона в лодке есть бутылка.

Виклунд был долговязым и сильным молодым человеком со льняными волосами и большими руками. Он был одет в рабочий комбинезон, а его машина стояла рядом с петтерсоновской.

— Принеси пива, Анита! — скомандовал Петтерсон. Он поздоровался с Виклундом.

— Я еду в поселок, — сказал Виклунд. — Но решил сначала поговорить с тобой, Густафсон. Я увидел тебя на озере из своей машины.

— Понятно, — сказал сапожник.

Пришла Анита с бутылками пива и с рюмками. Все уселись.

— Я выпью только пива, — сказал Виклунд. — Я хотел спросить тебя про указатель, который ты установил на столбе, — сказал он, отхлебнув из бутылки. — Что это ты придумал, сапожник? Откуда здесь памятник старины? Ты и я, мы же прекрасно знаем, что никакого памятника здесь нет. Я разговаривал с почтальоном, и он сказал мне о твоем указателе, вот я и понесся сюда. Мне, конечно, все равно, ты можешь ставить у себя на хуторе какой угодно памятник, но тогда, скажи мне, что я должен отвечать людям, когда они меня спросят. Хорошо еще, что никого сейчас нет, все в отпуску… Что мне говорить?

— Тебе это покажется странным, — сказал сапожник, — хотя ничего странного в этом нет. Ты знаешь, что Выселки по-настоящему не называются Выселками. Они называются Эстенторп. Мой и Эльнин дом отделен от Выселок. И участок, на котором стоит наш дом, тоже как-то должен называться. Мы отделились в этом году на случай, если Эриксон будет вынужден продать землю. Раньше, когда разговор об этом не заходил, отделяться нужды не было. Вот Эльна и решила, что надо дать нашему участку свое название — Памятник старины, а я, чтобы все об этом узнали, установил на шоссе указатель.

— Не хитри, Густафсон, — сказал Виклунд. — Я же сам оформлял ваше отделение. Я понимаю — ваш участок тоже должен как-то называться, но зачем же ты врешь, что назвал его Памятник старины? Мне кажется, мы вписали в документы на землю другое название, хотя какое, убей не помню.

— Я тоже не помню, — сказал сапожник. — Надо бы взять бумажки, взглянуть. Правильно, это ты помогал нам оформлять документы… Во всем виновата Эльна.

— Не думаю, — возразил Виклунд. — И еще, скажи мне на милость, для чего ты вписал туда расстояние — 450 метров?.. Ждешь гостей?.. Но я так понял, что ты закрыл свою мастерскую. И мастерская, пока ты в ней работал, тоже не имела названия.

— Ладно, сейчас я тебе все объясню. Дело в том, что я решил установить на шоссе новый почтовый ящик. Ящик все равно нужно переносить из-за перехода на новое движение. Заодно я решил прибить к столбу указатель, который бы показывал дорогу на Выселки. Но вот штука-то — Выселки Выселками не называются, а про Эстенторп здесь тоже никто не слышал. Вот я и написал на указателе "Памятник старины", когда растерялся и вспомнил заодно, что говорила Эльна. Когда я сообщил ей, что бросаю работу, она сказала, что наши Выселки скоро будут принимать за памятник старины.

— А Эльне хотелось бы, чтобы ты работал? — спросил Петтерсон.

— Работы больше нет, — сказал сапожник. — Я свое отработал. Ну а расстояние я вписал из-за того, что такой уж порядок. Если на указателе написано — Памятник старины, то должно быть обозначено и расстояние до него. Вот так.

— Чертовски глупая история, — сказал Виклунд. — Не нужны тебе больше, сапожник, ни указатель, ни почтовый ящик. Теперь почта будет доходить только до поселка. Сюда они больше ездить не будут.

— А как же с нами? Мы почту получать не будем?

— Почту буду доставлять вам я. Все равно я часто езжу в поселок. Хотя, похоже, и меня здесь тоже скоро прикончат… Теперь на старой станции в поселке не будет останавливаться даже товарняк. И весь новый инвентарь мне нужно будет привозить из города самому… Кстати, я завтра еду в город, так что, если чего нужно, скажи, Густафсон! Поеду в Сельскохозяйственный банк делать очередной заем. Я уже весь в долгу как в шелку и занимать мне не страшно. Надо взять у них такую ссуду, чтобы они сами побелели от страха и пожалели, что со мной связались!

Виклунд поднялся и попрощался со всеми.

— Может, заеду к вам на обратном пути, — сказал он. — Тогда и посидим. Здесь, в лесу, все-таки чертовски одиноко. Одни только памятники старины!

Виклунд засмеялся.

— Вы только представьте себе, — продолжал он, — моя собственная жена у меня же взяла отпуск! Поехала в Стокгольм, погостить у сестры. Так она мне и сказала: беру у тебя отпуск. Отпуск! В самый сенокос!