Маргарет Джордж - Елена Троянская

— Именно так!

Он отворил дверь и пропустил нас в дом. Я села на стул, давая отдых напряженным от боли мышцам.

— Ты еле идешь, будто тебе сто лет, — заметил Геланор.

— У меня все тело в синяках, — простонала я и, не успел он задать вопрос, продолжила: — Я расскажу тебе все как есть. Я хотела бежать из Трои, отдаться в руки греков.

И Геланор, и Эвадна только присвистнули.

— Это ужасный поступок, я понимаю. Но я ходила по улицам, смотрела на несчастных беженцев, на озлобленных троянцев, узнавала о новых набегах греков, оплакивала Троила… Все произошло по моей вине — а ведь это еще не конец. Нести такое бремя — выше человеческих сил, а я всего лишь человек. И я решила: если я вернусь к грекам, ужас прекратится. Я обязана прекратить войну. Только я могу сделать то, что не под силу целой армии, и, значит, должна это сделать.

— Какой самообман! И какое самомнение, — язвительно сказал Геланор. — Значит, ты попыталась перелезть через стену. И что же тебе помешало? Платье зацепилось за камень?

Выходит, и он недооценивает меня. Почему все считают меня столь глупой и неумелой? Мне захотелось устыдить его.

— Нет, платье не помешало. Я была в шароварах.

Геланор рассмеялся.

— Прекрати! — рассердилась я. — Я надела их не для забавы, а чтобы удобнее было спускаться по стене.

— Шаровары! — Он смеялся, держась за живот, и наконец, с трудом переведя дыхание, произнес: — Судя по тому, что ты здесь, шаровары не очень-то помогли.

— Мне помешали уже внизу, когда я спустилась. Проклятый Антимах, который что-то высматривал за стенами! Что ему там понадобилось, ума не приложу. Как из-под земли вырос.

— Может, он шпион? — задумался Геланор. — Возможно, ты поймала его, когда он сам направлялся к грекам, и ему пришлось сделать вид, будто это он поймал тебя. Антимах… Кто его заподозрит? Идеальный шпион.

Неужели это правда? Наш самый воинственный военачальник — шпион! Именно он больше всех нападал на греков и громче всех возражал против того, чтобы вернуть меня им.

— Нет, невозможно! — воскликнула я.

— Вот почему я упомянул о твоем самообмане и самомнении. — Геланор пристально смотрел мне в лицо и говорил тихо, словно обращаясь к самому себе. — Слишком много людей с обеих сторон — и греков, и троянцев — заинтересованы в том, чтобы война продолжалась [18] Троянская война, являясь историческим событием, была по своим целям торговой войной. Троя контролировала выгодную понтийскую торговлю золотом, серебром, железом, киноварью, корабельным лесом, льном, пенькой, вяленой рыбой, растительным маслом и китайским нефритом. После падения Трои греки получили право на вход в Геллеспонт и возможность возводить свои колонии вдоль всего восточного торгового пути. . Только Менелаем движет цель вернуть тебя. Если б дело касалось лишь его, он бы прекратил войну после твоего возвращения. Но другие продолжат сражаться, поэтому твое возвращение к Менелаю — напрасная жертва.

— Я согласна, что грекам нужна война, — вступила в разговор Эвадна. — Но только не троянцам!

— Ты, похоже, потеряла не только зрение, но и слух! — резко ответил Геланор. — С самого начала улицы оглашались криками юношей, которые рвались в бой! Молодости свойственно стремиться к военной славе. Теперь, если Антимах сумеет убедить всех, что войну не остановить, он станет другом многим троянцам и всем без исключения грекам. Ему для этого не обязательно состоять с греками в сговоре: просто их интересы совпадают. А он, похоже, одержим страстью к войне.

— Но как только трупов прибавилось, у троянцев эта страсть поутихла, — покачала головой Эвадна.

— Верно, — кивнул Геланор. — Боюсь только, мне придется скоро сделать заявление, от которого она вспыхнет с новой силой.

Как мы его ни расспрашивали, он, естественно, отказался открыть нам, какое заявление намерен сделать. Я же испытала облегчение оттого, что он не обратил внимания на мои жалобы «Все ужасно!». Он решил, что я имею в виду только неудавшийся побег.

Но Эвадна мои слова не забыла. На обратном пути во дворец она задала мне вопрос, и я рассказала про ссору с Парисом.

Наша малая война, между Парисом и мной, потонула в большой, которая продолжалась вокруг. Даже при всем желании у нас с Парисом не было бы возможности остаться наедине: дворец заполнили беженцы из городов-союзников, которые спасались от бесчинств греков. И каждая минута жизни зависела от войны, что, подобно гигантскому чудовищу, пожирала наши дни и ночи. Никто не обращал внимания, на каком этаже Парис спит, а если и обращал, то делал вывод: так требуется для размещения беженцев. В моей комнате поселились несколько фригийских царевен, а их младшие братья делили покои с Парисом.

Прибыл Эней со своей семьей, затем последовал угрожающий поток измученных и раненых людей из Лирнессы, которая находилась совсем рядом с родиной Андромахи. Они рассказывали о чудовищной резне. Говорили о внезапном нападении отряда воинов, которые называли себя какими-то «мир… мир…» — все затруднялись выговорить название. Они имели в виду мирмидонян, которыми предводительствовал Ахилл. Значит, он со своими людьми отправился в такую даль. Рассказывали о разграблении городов, об убийстве мирных жителей, о пожарах. Говорили, что мужчин убивают, кроме стариков, детей и увечных, а женщин уводят в плен как наложниц и рабынь. Ахилл окружил себя таким количеством наложниц, что похож на пастуха стада. Одна измученная беженка — ее израненные ступни смазывали бальзамом мои служанки — сказала, что если он намерен воспользоваться каждой из этих женщин, то прежде состарится и война закончится. Она вздрогнула при мысли, что могла бы попасть к нему в руки.

Другие рассказывали, что святилище Аполлона на острове Сминфос осквернено, что греки похитили дочь старого жреца Хриса, «как Аид — Персефону», добавил кто-то.

Мы тревожились: что сталось с царем Фив, отцом Андромахи? Что случилось с ним, с царицей и с их детьми?

Позже пришла весть: все убиты в один день. Всю семью Андромахи Ахилл уничтожил своими руками. Царь Ээтион был убит во внутреннем дворе дворца возле своего алтаря, где столько раз совершал жертвоприношения, и собственной кровью окропил священный алтарь. Семеро сыновей Ээтиона, братья Андромахи, которые мирно пасли стада коров и белых овец, оказали яростное сопротивление мирмидонянам, но полегли на лугах, смертельно раненные Ахиллом.

Я сразу отправилась во дворец Гектора, чтобы в эту минуту быть рядом с Андромахой. Когда я подошла, Гектор с мрачным лицом выходил из дворца. Он поблагодарил меня за то, что я пришла, сказал, что я нужна Андромахе, что они опасаются за ребенка. Он не мог задерживаться, потому что спешил на бастионы.