Маргарет Джордж - Елена Троянская

Андромаха лежала на кушетке и сама казалась неживой. Лицо серое, как необработанное дерево, широко открытые глаза остекленели. Я коснулась ее руки: она была холодна. Я укутала ее одеялами и приказала принести жаровню. Я терла ей ладони и звала по имени. Наконец очень медленно она обернула ко мне лицо, и его выражение было таково, что сердце у меня похолодело. В этом лице не осталось ни капли жизни, одна бесконечная скорбь.

— Елена! — прошептала она. — Я убита.

Я стала дышать на ее ладони, чтобы согреть, разжечь в ней огонек жизни.

— Нет, ты жива. — Я поцеловала ее холодный лоб. — И тебе ничего не угрожает: тебя защищают троянские стены и Гектор, твой муж.

— Теперь он мне не только муж, но и отец, и мать, и братья. Теперь, кроме него, у меня никого нет, — говорила она так тихо, что я наклонилась, чтобы расслышать.

— Скоро у тебя родится сын, — сказала я.

— У моего сына нет будущего. Даже если мне удастся доносить его, Ахилл заколет его. А потом воздаст ему посмертные почести, как положено. Ты знаешь, как он поступил с моим отцом? — Она приподнялась на локтях и смотрела перед собой расширенными глазами, как раненое животное. — Он устроил ему пышные похороны! — Из ее груди вырвался хриплый смех. — Он возвел большой погребальный костер, и на него положил отца в царских доспехах, и велел мирмидонянам насыпать большой курган, и даже… — она смеялась, как помешанная, задыхалась от смеха, — даже приказал посадить рощу вязов вокруг могилы и объявил это место священным. Так поступит этот почтительный воин и с Гектором, и с нашим сыном. Он убивает, а потом воздает почести убитому.

— Ахилл тоже смертен, — ответила я. — Смерть может настигнуть любого смертного случайно или в бою. Не будет же Ахилл убивать вечно. Я уверена, он никогда не войдет в Трою.

— Это всего лишь слова.

— Андромаха, ты так долго ждала этого ребенка. Мечтала о нем как о самом большом счастье! И если ты сейчас не одолеешь свою скорбь, считай, что Ахилл убил его — даже не приблизившись. Прошу, прими в себя силу своего отца и своих братьев: они завещали ее тебе. Будь мужественна, как все они, вместе взятые! Ты должна родить этого ребенка ради себя и ради Трои! — Я помолчала, не уверенная, слышит ли она меня. — Что, если именно ему предстоит отомстить за твою семью? Почему ты думаешь, будто он непременно погибнет от руки Ахилла? Может быть, наоборот!

Андромаха снова легла и закрыла глаза.

— Я буду думать о них, — шептала она. — Я обращусь к каждому и попрошу передать мне свое мужество. Нехорошо ему оставаться брошенным в лугах, как ненужный плащ. Спасибо, Елена, ты помогла мне понять, чего они хотят от меня.

Она слабо пожала мне руку.

Я велела ее служанкам сообщить мне о любом изменении ее состояния и, потрясенная, покинула дворец Гектора, быстрым шагом миновав общие залы, наполненные стенаниями и плачем. На улице кучки людей метались по улицам, как испуганные овцы, которые пытаются спастись от льва. Но в отличие от овец бежать им было некуда: со всех сторон высокие стены, и люди перебегали с одной улицы на другую, с одного конца города на другой.

Они кричали и требовали Приама, чтобы он показался. Пусть старый царь выйдет и поговорит с ними, иначе они назовут царем Гектора. Эти крики вынудили Приама выйти на крышу дворца, откуда он обычно обращался к народу. Я видела напряжение в его лице и глазах, напряжение слышалось и в его словах, которые он подбирал с трудом, словно прокладывал дорогу между ухабами.

Трое ничего не угрожает, заверил он. Мощь Трои подтверждается уже тем обстоятельством, что враг нападает не на нее, а на ее союзников и тем самым пытается ослабить ее.

— Тогда почему же Троя не придет на помощь своим друзьям? — громко спросил голос из толпы. — Разве дружба бывает односторонней? Дарданцы и адрастейцы должны страдать из-за Трои, а троянцы из-за них — нет?

Ропот родился, похоже, в рядах дарданских и адрастейских беженцев.

— Вы дали согласие сражаться на нашей стороне, — ответил Приам, возвысив голос. — И за вознаграждение.

— Мы не давали согласия на то, что наши дома будут разрушены. Мы согласились прислать своих солдат в Трою. Мы не предполагали, что вражеские солдаты сами придут к нам, будут грабить и убивать.

— Мы думали, враг нападет на Трою, а не на нас! — крикнул трясущийся старик.

— Так вы бы хотели, чтобы на нас напали! — неожиданно на крыше рядом с отцом появился Деифоб.

— Трою защищают высокие стены и башни! — ответили голоса из толпы. — Наши города не имеют такой защиты!

— Чем же вы недовольны? Теперь наши стены защищают и вас! — парировал Деифоб.

— Сын, ты взял слово вне очереди, — прервал Приам и положил крепкую руку на плечо Деифоба. — Ты говоришь только от своего имени, а не от имени царя и старейших граждан Трои.

Приам подошел к самому краю крыши, простер руки и заговорил в полную силу голоса:

— Мы скорбим вместе с вами, мы оплакиваем ваши потери. Мы тоже не ожидали, что все так обернется. Что мы можем сделать для вас?

— Скотину! Золота! — завопил один.

— Скотина не вернет мне мать! — закричал другой.

— Добрые люди, приходите сегодня вечером ко мне во дворец. Он будет открыт, и за угощением мы все обсудим, — раздался голос, только не Приама, а Париса: он неожиданно появился из-за спины отца и встал рядом с Деифобом.

Рокот прокатился по толпе, потом взмыл крик:

— Это он! Смотрите-ка! Из-за него все началось! Друзья, ваши дома в руинах, ваши отцы мертвы, ваши женщины обесчещены из-за него!

Приам оттолкнул Париса назад, его лицо потемнело от гнева.

— Позор на мою голову навлекли сыновья: они не научились думать, прежде чем говорить. — Приам посмотрел сначала на Париса, затем на Деифоба. — Друзья, вы должны прийти не к Парису, а ко мне, в мой дворец. Сегодня вечером. Мои двери широко открыты для вас.

Переговариваясь, люди стали расходиться, умиротворенные. Я увидела, какая опасность грозит Трое изнутри, если начнется бунт. Разные люди в замкнутом пространстве, как разные звери в одной клетке: в любой момент может случиться драка. Троя была битком набита жителями других городов, как сарай — сухим деревом: поднеси искру — и вспыхнет.

Значит, Парис был готов раскрыть перед ними ворота нашего дворца? Похоже, он лишился рассудка. Или глубокая скорбь о Троиле зародила в нем мысль, что таким образом можно поправить дело? Я почувствовала облегчение и благодарность к Приаму, когда тот остановил Париса.

Но мне было искренне жаль Гекубу.

Не имея времени для подготовки, царю и царице Трои предстояло принять у себя во дворце сотни гостей. Такой прием будет стоить очень и очень дорого, он опустошит бесценные запасы, сделанные на случай долгой осады. Но мы находились на той стадии развития войны, когда дипломатия могла сыграть решающую роль.