Валерий Пудов - Приключения Трупа

Те, что пеняли на неверность своего супруга, проверяли его на нервность и вкупе возбуждали ревность — изображали в Трупе друга.

Те, что считали, что к ним приставали слишком, давали молодым шалунишкам знак, кто — враг: братишка-фрак.

Крали играли, а разогнали пустяк до скандала и драк.

Сначала ухажеры позвали мертвеца в коридоры.

От молчания соперника холерики задрожали в истерике, с отчаяния взяли наглеца за грудки, послали в закутки, наддали в локотки и показали, как сверкали кулаки и мелькали башмаки.

Потом, жуя, защищали брак мужья.

Гуртом затолкали дерзкого в приёмную — на тёмную, в курилку — на парилку, в уборную — на позорную и мерзкую давилку и душилку, в толчок — на бочок и — добивали в пятачок наверняка, пока не искромсали в щепки и осколки зеркалА, банкетки, стенки и полки.

Куя дела до конца и рванья, ловца бабья расстреляли из ружья.

Спасла орла в сшибках только ошибка: головомойка впотьмах извела в прах не самого озорника, а его двойника!

Затем люди искусства догадались, что в карманах — совсем пусто.

Но — не разбежались.

И не бранили хулиганов, не винили зависть.

Не палили из орудий и не молили о чуде.

Наоборот, не без таланта уговорили официанта, чтобы тот подождал от конкурсанта особой расплаты за утраты, угомонили скандальный накал и строем потащили героя в игральный зал.

Еле успели в казино до закрытия.

Напели неглупо, что давно имели наитие и излишки, и обменяли медали Трупа на фишки.

Усадили дорогого мертвяка, как больного старика, в лучшее кресло и, держа, как колючего ежа, за чресла и бока, объявили, что залучили не фуфло, а большого игрока.

Сообщили без прикрас и усилий, для заметки, но тотчас всё в зале потекло, как от толчка — колесо рулетки.

Зрители побросали в пылу объедки, поразбивали статуэтки, прибежали к игровому столу и встали по-боевому, строем, бедро в бедро, а устроители заморгали хитрО и закивали — на зеро.

Но художники не слукавили, как картежники, и поставили за героя чисто и правильно.

Фортуна раскрутилась быстро, как дюна, и округлилась лучисто, как лагуна.

И невозможное для мертвеца случилось: на милость неосторожного ловца признания свалилось состояние!

Зрители заскулили туш, художники схватили куш и запросили об автомобиле.

Но устроители не отпустили их наружу из-под спуда: объяснили, что у живых на ветру бывает и хуже — моровая простуда! — и предложили, не скрывая зуда, покорную повторную игру без чуда.

Притом окружили мотов кольцом мордоворотов.

Конкурсанты и тут доказали таланты.

Под оскал печали пробормотали, что фокусы — не конкурсы, поцеловали Труп в зуб, обещали, что не плут и не глуп нисколько и при утрате заплатит за всё, помахали на колесо, дали добро на зеро и — только их и видали в зале: удрали на свет без своих монет и чужих медалей.

Случай — лучше жажды: не замучит дважды.

Во второй раз дурной шар попал в паз на другое число, и навар от героя унесло.

Проиграв кон и капитал, он вдруг потерял форс, а торс без слуг сполз.

Народ захохотал в рукав и побежал прочь.

А ночь шустро шагнула вперед — в утро.

Пострадавшего подняли, перетащили к крилю с грилем, усадили и предъявили от старшего счет.

И только тут — остро, в момент — осознали, что клиент — нисколько не крут, а просто — не живет.

Стояли и вспоминали, как едоки не раз повторяли заказ и убеждали официантов, что орел из конкурсантов, который от тоски не шел в скорый пляс, — козел из коммерсантов и едва ли гол, как сокОл и свинопас.

И впали мальчики-подавальщики — в экстаз.

Обыскали фрак — так и сяк — не дыша.

Но на теле — ни медали, ни гроша.

Осмотрели столики и ошалели от чуда: повсюду по одному, как алкоголики, сидели не живые, а покойники.

— Ну и ну, — проскрипели ломовые половые, — так ему растак! На кону — не пустяк! Не дармовые стольники!

И себе в ответ пропели о судьбе куплет:

— Ресторан — забит, а план — горит!

— На вид — мертвец, а разорит — хитрец!

Но один живой посетитель не уходил.

Гражданин объяснил, что он — любитель услуг чудил, следил за игрой, как кролик — за стрелком, был увлечен — до колик с матерком, поблагодарил кивком и вдруг — заплатил за столик с игроком.

Предупредил, что с ним — не знаком, что и с живым не пил чарок, но попросил молодца — в подарок.

Сложил мертвеца в вопрос, взвалил на плечи, погасил свечи и — понёс.

У дверей добродей дал подобающий совет:

— Ответ «нет мест» — раздражающий жест. А посадите в зал при открытии покойных — и людям будет спокойно и ясно, что занято — ужасно и намертво!

Из богемного юродства групп ловчил Труп угодил в системное производство.

Первым без чувства обогатил искусство: разворошил схемы занудства, пробудил и нервы, и взгляд, — но скотство и распутство и уму вредят, и потому из гарема поступил в пролетариат, прямо от ресторанных щедрот — автомобилем — на завод.

Подкатили на проходную, свалили смутьяна на турникет, пошутили: «Привет полену!» — и запустили в ночную смену: погрузили в халат, приучили к пинку и сноровисто прислонили к станку.

Зарплат новичку не объяснили ни чистых, ни прочих — определили в штат разнорабочих.

На перекличке новый проныра затычкой прикрыл дыры: толково заменил прогульщика. И не одного: и за латунщика сошел издалека, и за его подручника-ученика.

Мастер-гамадрил был зол — до страсти:

— А где латун, в езде толкун?

Бригада — щит, и легка на слова:

— Он — вон: торчит из-под станка голова!

Мастер:

— А его, гада, ломастер-шалопут?

Бригада — рада за сосунка в прятках:

— И от него тут — части: из-под станка — пятка!

Мастер:

— Здрасьте! Вдвоём — под станком? Сладко!

Бригада:

— Разъём — крокодилий! Перенасадка — темняком, как в могиле!

Мастер сгрёб лоб в догадках:

— Чтоб без наряда до пятницы перенасадили! Пьяницы!

Бригада:

— Не мордасти с племянницей — оклемаются и управятся!

Потом с дохляком плутовал и стар, и мал.

Когда мастер растолковал навар и счастье труда и без заботы прошагал на оргвопрос за порог, с работы удрал на грог ловкий паренек — для страховки пацан перенес мертвеца под свой станок.

За ним уковылял от грядущих трудозатрат хромой старикан-грузчик — халат с вездесущим покойником ветеран привязал к своим поддонникам.

Затем устал до бесчувствия кладовщик, и в его отсутствие мертвый озорник поковырял отверткой, проник на склад и всем подряд выдавал за него дармовой спирт: нацарапали холодной рукой и каракули в накладной.

Следующим пропал библиотекарь: зачихал, стал ревнив и побежал на флирт с заведующей аптекой. Неживой терпелив к пыли: тихо, без чиха, вручал приятелям и детектив, и модный журнал с водевилем. Читатели свободно, как товар, перерыли развал книг и что получили с кондачка, то вмиг заносили в формуляр новичка.