Валерий Пудов - Приключения Трупа

Обучать надо скупо и не преградам — движению.

Проблема — где мы.

Но из хмурой темы нетрезво лезут понурые теоремы.

Надо — развеселить!

Но нить эскапады вихляет от края до края.

И что за стиль? Угроза? Кадриль?

Рифмы — сливки, но ритмы — урывки.

Свобода — для хода, но своды — не броды.

Фигура — дура в пляске, а литература — фура в тряске.

Вопрос — дед и сед, а ответ — курнос.

А секрет подрос невпроворот и ждёт ключа.

Пора: игра — горяча.

Объяснение сочинения — закон закона.

И он — вона!

Поэзия — претензия и дуб, но — труп: устала от рифмы и мало от ритма свободы.

И проза — поза и дуб, но — труп: ни материала, ни сюжета, и за это — ни свода.

Живая тема умирает, а за проблемой и стиль уползает в пыль.

Такая простая быль!

Без барабанов и труб.

И только труп — без изъянов: нисколько не умирает гниль.

Вот и переворот!

В литературу идет наконец не фигура, а урод — мертвец.

И с ним пропадёт зажим, и вновь оживёт на страницах любовь, и безногий сюжет помчится убийцей к дороге побед.

Под сводами рифмы свободные ритмы поэзию с прозой, как фрезию с розой и лезвие с грёзой, сведут — и тут, без границы, родится под небом и стиль разговора, в котором и небыль — опора, и быль — что притвора, умора и суд.

В морге литературы кудесник песни, беспечный творец фактуры возлагает венец структуры на труп — и смурый наместник плесени вызывает восторги и оживает навечно для оргий, если не глуп.

Какая стезя у края нельзя: я — оживляю!

И поучаю других: живой — затих, неживой — в бой!

Срубите дуб — вредитель куп: властитель дум — угрюм и груб.

Возьмите труп, чуб — набекрень: вживите в пень — творите сень — гоните лень — спасите день!

Приключения Трупа — не лупа для зрения, не семя на продажу и даже не образцовая процедура захоронения химер.

Время покажет, что это — новая литература: поколениям — в пример.

Шедевр!

Однажды нищий просил у граждан на одежду.

Вопил, что — без сил и пищи с супом, а прежде был важным Трупом.

Предложили ему бахрому из утиля роб — отгрёб:

— Ни к чему!

А подарили гроб — под смех, на рынке — легендарный старожил благодарно пригласил всех на поминки:

— На днях умру, и не за страх, а подобру!

Раз пришли — отказ:

— Не до земли.

На другой день — не помер:

— На покой — лень.

На третий — и не вспомнил никто.

А окаянный на рассвете влез в деревянное пальто, и мальчишка-головорез заколотил что было сил крышку.

А второй вприпрыжку — за толпой.

К вечеру беспечный народ подвалил на исход.

Оценил обстановку — похвалил уловку:

— Стол — гол, а в гроб — хлоп!

— Усоп под сурдинку, чтоб — на дармовщинку!

Но на погост не уносили находки:

— Что за тост на могиле без водки?

— И на яму нету ни грамма монеты!

Снабдили мальчишку мелочишкой и преподали урок — послали в ларёк: для морали соорудили кой-какой запой.

Поговорили о шалунишке:

— Жлоб скупой!

— Слишком!

И — открыли крышку.

А гроб — пустой.

Вот был смех глуп!

Для тех чудил и живет Труп.

Оттого и будущие люди: и служащие под крышей, и орудующие напоказ пером, не раз и засудят его, и опишут с добром.

И труд писак и суд перетрут бумаг — пуд.

А шквал трудов — ВАЛ ПУДОВ.

Наши предки, как показывают раскопки, не сразу распознавали мёртвого. После смерти за покойником ухаживали, как за живым: его укрывали от холода, сажали за стол, носили на охоту и укладывали в постель. Затем, понимая, что он не оживет, но не желая расставаться, мертвеца устраивали поудобнее в общем или отдельном жилище. Наконец, дурной запах и болезни принудили живых избавляться от покойников: их стали съедать, выставлять на прокорм птицам и зверям и, наоборот, прятать под землей и водой, в пещерах, под камнями, ветками и листьями, а также рассекать на части, сжигать и разбрасывать кости и пепел. Привязанность к умершим побуждала и сохранять останки вблизи, в безопасных для живых местах: в ящиках, урнах, склепах, могилах.

Автор «Приключений Трупа», похоже, открыл еще один, принципиально новый, тип отношения к покойнику. Он увидел в нашей жизни первые признаки полезного применения мертвых.

В книге много ситуаций, когда живому выгодно использовать мертвеца. И это — самые будничные обстоятельства: покойник помогает ученым, производственникам, торговцам, солдатам — и, наконец, сам заменяет живых.

В «Приключениях Трупа» мертвец и государством правит, и в космос летает, и любви не чужд. Да еще как не чужд! Он — и возлюбленный, и жертва изнасилования, и новобрачный, и изменник супружескому долгу!

Выдумка автора восхитительна. Но он отталкивается от реальных происшествий. И, возможно, не успеет эта книга истрепаться в руках читателей, а фантазии ее автора оживут — деньги, к примеру, не пахнут!

И не надо винить прорицателя, если его черные предсказания сбудутся. Наоборот, нужно поблагодарить его, если он еще жив, за урок и принять меры. Иначе мы рискуем наяву лицезреть конкурсы красоты трупов.

В этой книге можно увидеть сатирическую энциклопедию народной жизни. Меткими мазками обрисовал автор самые разные стороны действительности.

Но не менее интересны загадки, которые оставил автор будущему. Присмотримся к ним внимательнее.

Герой романа с детских лет так боялся умереть, что вся его жизнь прошла в попытках преодолеть страх смерти и в заботах о судьбе своего мертвого тела.

Мальчишкой Труп мечтал найти «живую воду», целебный отвар, волшебный эликсир, палочку-выручалочку для людского племени и машину времени, доставляющую желающих на чужбину — «в вечный эфир и бесконечный мир».

Повзрослев, он ищет опору в науке: рисует спасительный для человечества знак, открывает «частицу, которая бродяжит, как скорая колесница, от живого к мертвому и от мертвого к живому», создает долгоживущее существо («на века зачал зверька»), пишет учебник о том, как «из хворобы поднять молодца, а из гроба — мертвеца», и конструирует «универсальные скорые ноги», несущие живое к вечности.

Шутливое описание изобретений героя не должно скрыть от читателей внимания автора к деталям этих изобретений. Не исключено, что автор, как это бывает, представил нам плоды (или следы) своих размышлений. Быть может, он искал славы не только гениального писателя, но и великого изобретателя? И кто знает, не найдут ли изобретатели будущего в его иронических намеках недостающие им зерна истины?

Вот, например, какова открытая героем фундаментальная частица: «летит — без края, на вид — пустая, идея — срок, отскок — любой, быстрее — нет, а след — мой».