Ирина Дудина - Предводитель маскаронов

ГЛАЗА
Ты сказал, что если я изменю тебе,
Ты выколешь ножичком мне оба глаза.
Ты, признаюсь, меня очень смутил.
Моё сознание наполнилось облаком газа.
А если всё-таки это сбудется? Вот беда-то!
Я приду домой к детям на ощупь, слепая.
Дети спросят: «Где глазки твои?».
Я отвечу им на вопрос, сильно поддатая.
— О дети, дети мои! Мои глазки видели слишком многое.
Их за это не смогли простить.
Теперь буду во тьме я пребывать одинокая».
Я представила себе эту сцену и рассвирепела вдруг
От очевидной несправедливости.
Грешить то я буду другими органами,
А органы зрения должны пострадать,
Хотя пребывали в невинной сонливости!
На такое наказание не согласна Я!
Как это по — варварски жестоко!
Лучше тебе вовсе не изменять,
Сузив поле зрения, утопив в твоём оке своё око!

ПАССИВНАЯ КУРИЛЬЩИЦА И НАРКОМАНКА
Я пассивная курильщица
И наркоманка пассивная.
Всеми знакомыми некий кайф ищется,
А я кайф получаю насильно.
В клубах дыма табачного и конопляного
Я брезгливо сужаю носовые проходы,
И мечтаю не о нирване,
А о том, как окунусь в ванную
И погружусь в чистую воду.
Вот уже три месяца
Ко мне приходит любовник-наркоман.
Он употребляет терпинкод и фенозепам.
Он бешеный придурок, прекрасно-уродливый.
Я думаю, что уже на десятую часть состою из него,
Из его терпинкода, фенозепама и другого топлива.
А сколько алкоголя я получаю от него,
О, да это не подлежит подсчёту!
Из всех жидкостей он употребляет только одно —
Крепкое пиво из баночек под названием «Охота»!
В маленькой комнате, где он спит,
Нет кислорода — один выдохнутый им спирт!
Он давно уже потерял всякую связь с природой.
Купается с Чижиком — Пыжиком в грязной Фонтанке.
Бродит по улицам по 10 километров с бритой налысо головой,
И позабыл, что такое натуральный лес, воспетый писателем Бианки…

Любовникам — БЫВШИМ ХИППИ
Ты перегрыз палку в 52 местах.
Ты танцевал буги-вуги в заснеженных кустах.
Ты любишь жрать сырую печень,
Чтобы кровь по морде стекала.
Но мне этого мало…
Ты принёс три тысячи долларов в зубах.
Ты, наверное, замочил кого-то в заснеженных кустах.
Ты не танцуешь буги-вуги, от водки усталый.
Ты забавляешь меня на чёрных простынях.
Но мне этого мало…
Ты волосы выбрил, ты нашёл пистолет,
Тридцать семь — это много, мышц ослаблен жилет,
Ты хотел, чтобы я в рулетку русскую с тобою сыграла.
Ты и я, мы нажали с тобой на курок.
Но мне этого мало. Но мне этого мало…

КУПАНИЕ В ФОНТАНКЕ
Спозаранку,
На чьей-то стоянке,
Я яд пил из склянки,
А потом купался в Фонтанке,
Жёлтосморщенный, как обезьянка.

И смеялся над бедным Чижик,
Он сегодня ещё как-то выжил,
Он был бронзовый, мокрый и рыжий,
Он дразнился вот так вот: Вжик-вжик!

Я купался, купался, купался,
Как русалка, крутящая вальсы.
А ноябрьская непогода
Вызывала в прохожих зевоту.

Где-то страшные Невские глуби
Вызывали стучанья зубьи.
Где-то Финские Заливные
Перья Чижика вдаль уносили.

В ПАРАДНОЙ
В парадной стояла страшная вонь.
Она с каждым днём нарастала.
Наверное, кошечка в подвале умерла,
И тело её на куски распадалось.

Но каждый проживающий в подъезде знал,
Что не может так ужасно пахнуть кошка.
Каждый в глубине души предполагал,
Что в подвале человеческий труп угнездился надёжно.

Всем было страшно сойти на три ступеньки вниз.
Люди бежали наверх, закрыв носы воротниками.
Внизу, несомненно, находился сюрприз,
И сам он никогда оттуда не уйдёт ногами.

Борьба длилась долго — кто — кого,
Но бедный труп победил равнодушие.
Из соседнего подъезда на запах пришёл управдом,
Открыл дверь, и все застыли от ужаса.

Красивый парень лет тридцати,
В хорошей одежде, лежал убитый.
Он уже почти превратился в слизь.
Он, безусловно, был из мира элиты.

Красивая женщина, блондинка управдом,
Из бывших валютных проституток в отставке,
Без свидетелей, зажимая рот платком,
Обыскала человека в резиновых перчатках.

Увы, не награждён был её героизм.
Убитого уже кто-то давно обшарил.
Красавица долго отмывала слизь
И обливалась французскими духами.

Жильцы позвонили в милицию, в морг,
А также в эпидстанцию,
Жалуясь на удушающий смог
И на разлагающуюся субстанцию.

С жильцов подъезда потребовали хороший куш
За то, что трупаря вывезут к вечеру.
Каждый заплатил по сто рублей.
Ужасно воняло. Делать было нечего.

— Мы не убивали этого пацана, —
Жаловались встревоженные люди.
— Почему мы за него должны платить?
— Не заплатите, ещё два дня нюхать будете!

Так усопший жильцов наказал
За пассивность и равнодушие.
Все помнили тот миг, когда он мёртвым стал.
Он просил о спасении, но его не послушали.