Джим Додж - Трикстер, Гермес, Джокер

Чувствуя, как к глазам подкатывают слезы, Дженни повернулась к нему:

— Мне наплевать, — горячо сказала она, — настоящий ты или нет.

— Это смертельно опасно для нас обоих — тебе до сих пор наплевать?

— Жизнь прекрасна.

— Тогда, дорогая моя возлюбленная, — нараспев произнес Дэниел, плавно вытряхивая Алмаз из сумки, — пусть это кольцо соединит нас. Можно мне поцеловать невесту?

— Минутку, — пробормотала Дженни.

Оба они заглянули в Алмаз. Дэниел сразу почувствовал, как тот засиял по-иному — не ярче, но острее. Ему захотелось тут же исчезнуть, чтобы взглянуть изнутри.

Дженни положила руку ему на бедро:

— Скажи.

Дэниел посмотрел на нее и сказал твердо и прямо:

— Я люблю тебя.

Дженни запрокинула голову к луне и рассмеялась.

— Ты хотела услышать что-то другое? — озадаченно спросил Дэниел.

Дженни перестала смеяться, но удержаться от улыбки не могла. Она покачала головой, потом взяла из рук Дэниела Алмаз и осторожно переложила его на одеяло. Свет Алмаза смешался с лунным светом на светло-голубом шелке, так что одеяло стало похоже на горное озерцо.

Дженни повернулась к Дэниелу, стоящему на коленях лицом к ней. Она обняла его и притянула к себе, шепча:

— Согласна. Согласна. В болезни и в здравии. В жизни и в смерти. В безумии и безрассудстве. Пока нас не разлучат, и после того, как разлучат. Здесь и сейчас. Согласна.

— Я должен что-то сказать тебе.

— Ты ничего не должен, — заверила его Дженни.

— Я могу исчезнуть, — сказал Дэниел, надеясь, что она поймет: этого он не мог утаить от нее, поймет, какое доверие оказывает он ей.

— Не надо, — прошептала она, касаясь языком его ключицы. — Если ты исчезнешь, я больше не почувствую тебя внутри, я никогда больше не испытаю того, что мы испытываем вместе.

— Мне нужно найти кое-что. Нужно понять.

Дженни ослабила объятия и откинулась на одеяло. Глаза ее заблестели лукаво, с вызовом:

— Дэниел, я хочу, чтобы ты нашел все, что собираешься, и увидел все, что должен. Для этого мы и муж с женой. Но сначала, Дэниел, прежде чем ты уедешь на своем прекрасном белом скакуне сражаться с драконами, спасать девушек и отвоевывать Святой Грааль, я хочу быть уверенной, что ты знаешь самое главное.

Она повернулась на бок и похлопала по одеялу. Когда Дэниел лег рядом с ней, она коснулась его щеки.

— Понимаешь? — тихо спросила она.

— Да, — выдохнул Дэниел, закрывая глаза.

— Посмотри на меня, — с силой сказала Дженни. — Посмотри мне в глаза. Ты меня видишь?

— Не знаю. Я уже не знаю, кого вижу.

— Если ты не видишь меня, Дэниел, ты никогда не увидишь себя.

Дженни обхватила его руками:

— Ну же. Давай посмотрим друг на друга.

Дэниел крепко обнял ее. Он улыбнулся ей и вдруг расслабился.

— Миссис Пирс, я с величайшей радостью провозглашу нас мужем и женой, но сначала пообещай мне: если со мной что-то случится, если я исчезну и долго не буду возвращаться, возьми Алмаз — наше обручальное кольцо — и брось его в любой большой водоем по своему усмотрению. Или еще куда-нибудь, где его не найдут. Он украден. Они убьют тебя, чтобы забрать его. Никому его не показывай.

— Договорились, — с жаром прошептала Дженни. — А теперь давай представим что-нибудь настоящее — например, друг друга.

Медленно купаясь в лунном и алмазном свете, обвитые клочьями тумана, потревоженного их криками, они представляли друг друга — две реки, соединившиеся, чтобы влиться в море.

Когда они перестали смеяться, дрожать, плакать и целовать друг друга, Дженни сказала: «Я не изменила своих намерений». Она свернулась рядом, положив голову ему на грудь.

Дэниел прижал ее крепче, но сам был уже далеко. Даже с закрытыми глазами он чувствовал, как свет Алмаза набирает силу. Он должен был довериться ее пониманию, довериться себе. Через плечо он взглянул на Алмаз, сконцентрировался на его центре и исчез.

Алмаз остался видимым.

Поначалу Дэниелу показалось, что Алмаз исчез вместе с ним. Он видел пламя внутри, но не спиралевидное, как обычно. Точно прижатое возросшим весом Алмаза, пламя сосредоточилось в центре, сжалось до пульсирующей точки, до воронки светового водоворота, горячей настолько, что хватило бы испепелить кость. Но у Дэниела больше не было тела.

Он швырнул себя в центр водоворота. И шагнув через край, просочившись сквозь водоворот, сквозь пылающий горн, скользнув в Горнило Алмаза, Дэниел понял наконец то, что стремился понять.

Он был богом — Гермесом, Тотом, Меркурием, пророком Гермесом Трисмегистом. Он принял рождение из сочувствия к человеческому роду.

Он испытал радость освобождения. Он наконец вернулся! Алмаз был дверью, любовь — тем ключом, который позволил ее открыть. Что наверху, то и внизу. Неразрывная связь. Перекресток. Он возблагодарил свою мать за то, что она предоставила ему свое лоно, позволила самому себя зачать. Он услышал внутри себя ее вскрик: «Дэниел, беги!», но бежать было уже некуда — выход исчез. Он благословил своих учителей, своих друзей, своих любовниц — и особенно Дженни, свою жену. Он услышал, как внутри него Вольта повторяет глухо и монотонно: «Жизнь, жизнь, жизнь, жизнь». Он благословил Вольту за помощь и мудрость, хотя и знал, что Вольта никогда не поймет этого. Поднимаясь вверх с вихрем света, Дэниел смеялся. Все это было жизнью — без измерений, без границ. Выхода из нее не было даже для богов. Он скрестил руки на груди, закрыл глаза и отпустил себя, растворясь в Свете Алмаза навсегда.

Вольта сидел на полу по-турецки, покачивая в руках аквариум с рыбкой, всеми силами сосредоточившись на Дэниеле. Он почувствовал, как Дэниел вошел в Алмаз и сдался ему, растворившись в блаженстве. «О нет, — тихо вскрикнул Вольта, — о, бедный, бедный Дэниел». Еще одно прекрасное, но заблудшее существо поглотила сила, ошибочно принятая им за его собственную. Вольта осторожно поставил аквариум на стол. Рыбка вяло поводила плавниками.

«Ну что ж, — вздохнул Вольта, — иди». Дэниел сделал свой выбор — если только это можно назвать выбором, если дождевая капля выбирает, куда ей упасть, река — куда ей течь. Оставалось оставить этот выбор Дэниелу — и оплакивать его уход. Жить и помнить умерших. Вольта встал и быстро пошел к двери. Ему надо было вдохнуть свежего ночного воздуха, увидеть настоящую луну и звезды.

Едва Вольта открыл дверь, Шеймус навел пистолет ему в переносицу. Оба застыли. Шеймус держал маленький автоматический пистолет здоровой рукой. Курок был взведен. Изуродованная рука Шеймуса была поднята к уху, складка у большого пальца образовывала перекошенный рот.

Спокойно и ровно Шеймус сказал:

— Иди обратно в дом, держи руки на уровне плеч, ладонями ко мне.

Вольта осторожно шагнул обратно в середину комнаты. Шеймус пошел за ним на расстоянии, целясь ему в лоб. Ногой он закрыл за собой дверь.