Костас Варналис - Дневник Пенелопы

Зерно ты отдашь. Это мой приказ. Тебе, конечно, известно, что вся земля, все, что в ней и на ней, дома и люди — все принадлежит царю. И что бы ты ни отдавал, ты отдаешь из царского. Я могла бы отнять у тебя все сразу. Но я пошлю утром своих стражников защищать тебя, чтобы у тебя не отняли все Терситы!

А ты, мой народ, не расходись. Многие из вас шли сюда долго. А предстоит еще такой же путь обратно. Хочу вас порадовать. Во дворе перед дворцом слуги и рабы жарят на вертелах десять телят и двадцать свиней. Идите туда. И мои служанки и рабыни будут вас угощать, пока вы не скажете «довольно!». А когда вернется ваш царь, так будет каждый день.

Тебе же, сын Полиба, и другим архонтам, которые нашли «подходящий момент», чтобы раздробить царство и каждому стать царем в своей вотчине, заявляю: у меня при дворе войско в три раза большее, чем обычно держал Одиссей. Потому-то я и не отдаю свое зерно. Чтобы защищать народ и вас, воинам нужно есть. Слышали, что сейчас говорил безумный Терсит? А если то же самое скажут вам завтра тысяча нормальных Терситов? Пропадем и вы, и я. Все, что я вам говорю, говорится не устами просто женщины — пусть даже она рождена богами и является царицей, — а вот этим покрывалом нереиды Левкофеи.

Я сняла его с головы и, подняв высоко, стала размахивать им в воздухе.

В тот же миг со двора послышались крики:

— Дорогу! Посторонитесь…

— Кто там? — спросила я.

— Одиссей!

На площади будто пожар начался, побежали все: народ — посмотреть, архонты — спасаться.

А это был кабан Одиссей. Он выломал дверь загона и вырвался оттуда через Большие Ворота, разъяренный, мощный и бессмертный, как бог…

Мы хохотали до упаду.

Первым долгом я подняла стены дворца-крепости еще на два аршина и построила на четырех углах четыре новые сторожевые башни, кроме тех двух, что у ворот. Стража дежурила там днем и ночью. Гарнизон крепости я довела до четырехсот человек. Часто я заставляю их проводить учения на площади, на виду у народа и архонтов.

Но мало, чтобы нас только боялись. Надо, чтобы нас еще и любили — я имею в виду обманутый народ. Я приказала школе, церкви и поэтам каждодневно прославлять священный институт самодержавия, вселять в бедняков страх божий и отвлекать их внимание подальше от жизни, к небесам: к смерти!

Я сделаю так, чтоб государство выглядело как сказочный дворец. Законы — фундамент, а боги — кровля. И единственный жилец в нем — я; все остальные — тени. Я не стану открывать окна, не оставлю ни единой щелочки, куда мог бы проникнуть свет. Самый большой враг власти Одного — свет для многих.

Архонты уже уразумели, что я стараюсь для них; что их враг — не самодержавие, а народ, который пробуждается и начинает шевелиться.

Ко мне прислали Амфинома, сына Ниса, Писандра, сына Поликтора, и Агелая, сына Дамастора, — мириться. Они роздали зерно народу — за одну отданную часть получат десять. Эвримах и некоторые другие все еще держатся непримиримо. Выжидают… Только куда они денутся? В конечном итоге им все равно придется пойти с нами.

Однако я не питаю доверия к архонтам, да и они ко мне тоже. Но пока отсутствует Одиссей и народ будет голодать, а Терситы его возмущать, общая опасность будет сплачивать нас все теснее.

Набег на деревню Гастуни удался. Наши пираты привезли оттуда много добра. Начальники отобрали для себя самое лучшее, а большую часть вещей продали бедноте по дешевке, то есть по двойной цене: ведь идет война!

Я готовлю еще один такой патриотический поход к берегам Эпира. Может быть, и сама туда отправлюсь.

Вот как совершилось чудо Гермеса, сына Майи, крупнейшей звезды Плеяд, пастуха, вора и лжеца, распутника и проводника душ в Аид.

Написать об этом? А как взглянет на все это Одиссей, если прочтет? Это вопрос чести. Ведь сын Майи был отцом его деда.

Но если бы даже он не был его предком, опять-таки честь для меня, что я полюбилась богу. Боги имеют дело только с богинями, нереидами, призраками, царицами — и только с эллинками. С простолюдинками и чужестранками они не общаются. Таким образом умножается на земле их племя, из которого выходят сверхчеловеки — «пастыри народов».

Однажды, месяц тому назад, я сидела под вечер на балконе и вышивала бисером, золотом, тесьмой и блестками шелковую шаль, изображая на ней звездное небо и землю в цветах. Вдруг внизу раздался необычный голос: это проходил бродячий торговец. Молодой, лицо загорелое, курчавые волосы, черные глаза.

Чего только не было в коробе, висевшем у него на шее: прозрачные шарфы, тончайшие, как паутина, кружева, пояса из змеиных шкурок, перламутровые броши, золотые булавки с драгоценными камнями и множество разных эликсиров, духов, помад и трав.

Я не смогла удержаться. Позвала его и сделала знак страже пропустить его наверх. Вблизи он выглядел еще необычнее, глаза горели еще ярче. А голос? Он отзывался в глубинах моего существа, словно эхо из потустороннего мира. Впервые довелось мне слышать человека, говорящего так на языке эллинов! Я знаю все эллинские наречия от Геркулесовых Столпов до Нила и Борисфена, но его говор не был похож ни на одно из них.

— Откуда ты, земляк?

— Отовсюду! Я совершил путешествие по Океану, который опоясывает этот мир. Говорю на языках всех народов и богов! Где только я не бывал! В Вавилонии и в Мемфисе, за землей Водопадов, у истоков Нила, в стране эфиопов, среди «последних из мужей», куда часто заглядывает Аполлон и выпивает с ними. Однажды ночью я видел, как он, хмельной, пел и плясал. А увидел я его потому, что ночная тьма светилась, будто солнце днем. Я направился дальше, к стране, где каждый камень — брильянт и каждая травинка — благовонное растение. Там птицы говорят человечьим голосом. Рыбы поют, будто птицы, лошади с рогами, а быки безрогие. Там мед течет рекой из дупел деревьев, а сливки из молочных источников стекают в большие озера. И чем дальше идешь к югу, тем дни становятся длиннее, а ночи короче, пока не дойдешь до места, где солнце никогда не заходит за горизонт. Там уже нет ни времени, ни смерти. Каждый из блаженных жителей этой страны настолько стар, что Кронос в сравнении с ним кажется младенцем; и настолько всеведущ и мудр, что боги перед ним кажутся простолюдинами.

Я обошел Океан с другой стороны и, пройдя под ногами Атланта, который поддерживает небо плечом, вернулся в наш мир, маленький и лживый, в мир тления, смерти и слез.

Он говорил без конца, а я слушала как зачарованная, полусомкнув веки, словно утомленный Персей, который, убив Медузу, растянулся под дубом средь бела дня и, удовлетворенный, постепенно уходит от действительности и погружается в сновидения, не выпуская из рук окровавленного меча.

Не знаю, сколько времени я его слушала. И не помню всего, что он мне говорил.