Костас Варналис - Дневник Пенелопы

Когда я очнулась, дневная звезда уже закатывалась. Нахмурив брови, я накупила у него разных помад и булавок. А он, коснувшись моего мизинца ногтем, прошептал:

— У меня есть волшебная трава Протея. С ее помощью старый морской бог превращается в рыбу, водоросль, воду, огонь — во что захочет. Он нашел ее когда-то в Атлантиде, на самом дне Океана, в серебряной пещере своих дочерей.

Его дочь Эйдотея украла один корень и передала его мне в ту ночь, когда я потерпел кораблекрушение у одного из рукавов в устье Нила. Она же и научила меня, как с ним обращаться… Но я его не продаю.

— Не продашь даже мне?

— Тебе я его дарю. Когда ляжешь в постель, пожуй один листок. И он принесет тебе мужчину, какого только захочешь. Хоть бога.

— И Гермеса?

— И Гермеса! Но это может случиться только после полуночи и если окно твое будет открыто.

Я ему не поверила. И окон не растворила. Просто позабыла их закрыть! И назло повесила с перил выходящего в сад балкона веревочную лестницу.

До полуночи я не находила себе места. Очень нервничала. Я искупалась, натерлась самыми дорогими благовониями. И легла в постель, держа в руке магическое растение. Заметив, что окна и балконная дверь открыты, я решила закрыть их. Попозже. Было так душно, а мне хотелось свежего воздуха!

Время словно остановилось. Сердце мое билось все сильнее и сильнее. Растение жгло мне пальцы. Я не могла удержаться, и то и дело вставала смочить губы вином. Сначала изредка и понемногу, потом все чаще и больше. Сама не знаю, сколько выпила. И захмелела.

А когда на верхушке высокого тополя прокричала сова и ожерелье Плеяд поднялось высоко, я положила в рот один листок и прошептала так тихо, что сама не расслышала своего голоса:

— Сын Зевса и Майи, славный предок Одиссея…

Я не успела ничего больше сказать, как вдруг на балконе возник его божественный образ. Я закрыла глаза, не владея больше ни телом своим, ни мыслями, ни дыханием. Я чувствовала его присутствие и его силу, не видя его. И так до самого рассвета. Тогда я разомкнула веки. Рядом со мной лежал бродячий торговец.

— Да, я предпочитаю принимать человеческий образ… Закрой глаза.

И нежно провел большим пальцем по моим трепещущим векам.

— А теперь открой их!

Это был сам Гермес. Но я не могла его рассмотреть. Видела только свет, от которого было больно глазам…

— Превратись опять в торговца, — шепнула я ему. — Не могу!

— А теперь, любимая, прощай.

— Я оставлю тебя во дворце.

— А я уйду, как ветер, через окно.

— Тогда завтра…

— Нет! Послезавтра. Через день: во вторник, в четверг и в субботу.

— А в остальные дни?

— Я держу совет с великими богами на Олимпе.

Прошел месяц… и вот уже пятый день, как он не приходит.

Я отправила на поиски Долия и Мелантия. Нигде!

Вчера его нашли убитым у Злого моря.

Не помогало больше магическое растение. Я так сильно горевала, что слегла.

Когда я рассказала о своем горе Мирто, которая ухаживала за мной, она ничуть не удивилась. Только спросила:

— По каким дням он к тебе приходил?

— По вторникам, четвергам и субботам.

— По понедельникам, средам, пятницам и воскресеньям он приходил ко мне.

К моей рабыне — на один раз в неделю больше!

Как пригодилась тренировка! Я упражнялась в фехтовании, чтобы не скучать и не полнеть, чтобы не расплывались линии тела и не утрачивалась его гибкость. Мне хотелось быть храброй, как мужчина. Но мне и в голову не могло прийти, что придется драться с кем-нибудь на поединке.

Дней десять тому назад меня разбудили звуки трубы, крики с мола и топот сандалий бегущих к морю.

Я вышла на террасу посмотреть, в чем дело. У края пристани стоял фрегат с раздувающимися алыми парусами, похожими на павлиний хвост. Он только что бросил якорь, и с палубы прыгали вооруженные воины, словно готовились к бою. Их было около тридцати. Многовато! И без моего разрешения.

Под конец потихоньку, как невесту, спустили по трапу белого, как жасмин, жеребца с золотой сбруей, бархатным седлом и желтыми, крашенными шафраном, копытами! Когда он сошел на песок, четыре человека не могли с ним справиться. Он сердито ржал и вставал на дыбы, пока на него не вскочил и не сжал сильно ногами — кто? — Антиной! Богатейший и красивейший в государстве сынок архонта. Но и самый глупый! Зачем он сюда пожаловал, да к тому же с вооруженными молодчиками?

В порту собралась большая толпа зевак. Они с восхищением глядели на Мессию.

Когда этот красавец с видом завоевателя направился к городу, из толпы кричали:

— Добро пожаловать, сын Эвпейта, гордость нашего острова, надежда народа!

А кто-то даже выкрикнул:

— Да здравствует наш царь!

Ничего себе! Приехал, чтобы стать царем, под видом жениха, вооружившись не только красотой и богатством, но и мечом! Так ему вздумалось! Целует и бьет! Только молодечество у него показное!

Когда Одиссей собирал храбрецов на войну, этот красавчик удрал и скрылся у себя на Кефаллинии, подобно Эвримаху, спрятавшемуся под материнским подолом. Раз уж им удалось спасти свою шкуру, а опасность возвращения царя все уменьшается, они опять явились свеженькими, как огурчики, и хотят жениться на мне, чтобы захватить престол! Они требуют, чтобы я отдала им государство со всеми богатствами, а вместе с ним и самое себя, сокровище сокровищ и царство царств!

Этого новичка я хорошенько обработаю. И не допущу встречи с тем, другим, пока не запятнаю его так, что ему всю жизнь придется оттирать рыло.

Я быстро спустилась с террасы и велела Долию с десятью дворцовыми ликторами задержать их на площади.

Там Долий преподнес Антиною от моего имени серебряный поднос с караваем хлеба и солью и сказал, что я жду его во дворце, желая оказать гостеприимство, пока будут приводить в порядок его дворец.

Ему же только этого и надо было! Покручивая ус и улыбаясь, он свернул с дороги.

Ворота сразу отворились, и он въехал верхом на коне в сопровождении своих воинов.

Две мои доверенные служанки, Мирто и Хрисанфи, встретили его и провели в баню. Долий принял жеребца и отправил на конюшню, а воинов — в казарму.

В бане ждала его я. Первым долгом я приветствовала его, а потом, по обычаю, собственноручно вымыла, не говоря ни слова и не давая ему открыть рта — и глаз! Я хорошенько отскоблила его золотой скребницей, обмыла горячей водой, а потом натерла благовонными маслами, накинула на него новый хитон и уложила на мягкий диван отдохнуть.

Прежде чем уйти, я передала ему два ключа:

— Это от твоей комнаты, а это от моей: честь и смерть. С первым ты найдешь ночью покой, со вторым войдешь в вечную ночь, от которой нет пробуждения. Когда будешь проходить мимо моей комнаты, положишь ключ у порога. Кто посмеет переступить его (а его еще никто не переступал), оттуда уже не выйдет.