Ричард Пол Эванс - Путь

— Что у тебя в рюкзаке? — спросил развязный.

— Ничего интересного для вас.

— Дай сюда!

— Говорю вам: там нет ничего интересного для…

— А это мы будем решать, падаль! — перебил меня верзила. — Ясно?

— Мы сейчас на тебе немного поразомнемся, — послышался голос сзади.

Я смотрел на них, оценивая обстановку.

— Хорошо. Берите мой рюкзак.

— Сами возьмем, когда с тобой будет кончено.

— Мы не любим задниц, которые шляются по дорогам. И всегда показываем им, кто здесь хозяин, — заявил развязный.

— Но ведь это нечестно. Я один, а вас много. Если вы решили меня напугать, считайте, вам это удалось.

— Слышь, он опять завякал, — сказал развязный, обращаясь к верзиле. — Успокой его.

Кольцо вокруг меня сомкнулось. Я снял рюкзак.

— Берите. Открывайте. Надеюсь, убеди…

Я не договорил. Первый удар мне нанесли в затылок. Не кулаком, а чем-то деревянным, вроде дубинки. У меня посыпались искры из глаз, но я устоял на ногах. Я обхватил голову. Развязный урод и верзила двинулись ко мне. Я размахнулся и что есть силы ударил развязного. Он рухнул вниз. Его дружки загоготали. Когда парень поднимался, они задавали ему похабные вопросы. Встав, он накинулся на меня.

Несколько минут прошли как в замедленной киносъемке. Они походили на кошмарный сон, когда хочешь убежать, но не можешь шевельнуться. Меня сбили с ног, после чего начали пинать со всех сторон. Я пытался загородить руками лицо. В это время верзила опустил мне на голову свой тяжеленный ботинок. Он наступил один раз, другой, третий.

И вдруг избиение прекратилось. Я перевернулся набок, выплевывая слизь и кровь. Все лицо у меня было окровавлено. У развязного в руке блестел нож.

— Хочешь сдохнуть, кусок дерьма?

Он склонился надо мной. После ударов я видел его нечетко. Это был мой шанс. Развязный урод мог за несколько секунд завершить то, чего я не хотел или не умел сделать сам. Жизнь или смерть. Почему-то мне казалось, будто выбор действительно зависит от меня.

— Не слышу ответа, падаль!

— Не хочу, — сказал я.

— А это не тебе выбирать.

Меня ударили сапогом в лицо. Больше я ничего не слышал и не видел.

Мой опыт, граничащий с состоянием выхода из тела, сопровождался сильной болью. Нестерпимой болью. Кто-то опустился на колени рядом со мной. Вокруг слышались голоса, отличавшиеся от голосов шайки подонков. Чувствовалось, что это люди постарше и говорят на нормальном языке, а не на похабном жаргоне той мрази. Голоса звучали надо мной, но никто не пытался заговорить со мной, словно меня здесь не было. Отчасти это так.

Говорить я не мог. Я даже не мог стоном или мычанием показать, что слышу. Мои глаза оставались закрытыми. Людей я не видел; только перемещение цветовых пятен, вспышки фар проносящихся машин и свет дорожного фонаря, вблизи которого я лежал. Возможно, это был и не фонарь, а луна. Где-то сбоку мигали красные и синие огни.

Я начал различать голоса. Чей-то взрослый, сердитый голос потребовал:

— Стоять на месте!

Требование явно не относилось ко мне. Потом кто-то дотронулся до моей груди, и все тело обожгло болью. Кто-то в виде темного пятна произнес несколько слов, смысла которых я не понял. Рядом находились два светлых пятна, а темное удалилось. Давление на мой бок возрастало. По моему животу что-то текло.

Кто-то задрал на мне рубашку. Она прилипла к телу и отдиралась, словно кусок бинта. В левом боку, ниже ребер, пульсировала боль. Ее пульсации тяжело отдавались мне в правую часть затылка. Мои волосы были мокрыми. Когда они успели намокнуть? Кто-то взял мое запястье и принялся щупать пульс. Потом там защелкнули манжету тонометра.

Где-то потрескивала рация.

Я все яснее слышал разговор двух человек:

— Пульс стабильный. Давление пониженное: шестьдесят на двадцать. Он потерял много крови. Позвони в медицинский центр «Святое сердце».

— Лучше позвоним его родным. При нем есть документы?

— А вы посмотрели во всех карманах?

Чья-то рука полезла мне в правый карман брюк, затем в левый.

— Вот. Только это.

Меня подняли с земли. Я ощутил у себя на лице пластиковую маску. Мне вспомнилась фраза из моей прошлой жизни, когда я занимался рекламой. И я снова провалился в черноту.

В начале этой книги я предупреждал: некоторым событиям, случившимся со мной, вы, возможно, не поверите. Сейчас я описываю одно из таких событий. Так что решайте: читать о нем или нет. Только не говорите, что я вас не предупреждал.

И поныне, окончив свои странствия, я не могу с уверенностью сказать, что же произошло в тот момент. Поэтому ограничусь изложением происшедшего, а вы сами делайте выводы. Редко кто из людей предпочитает тратить время, докапываясь до истины. Чаще они тратят время на защиту своих укоренившихся представлений.

Меня окружал серый сумеречный свет. Я находился в промежуточном состоянии между сознанием и другим состоянием, название которого не знаю. И вот тогда ко мне явилась Маккейл. Называйте это сном, бредом или любым понравившимся вам словом. Но Маккейл была рядом. Я видел, слышал и чувствовал ее.

У. Шекспир написал: «Есть многое на небе и земле… что философии твоей не снилось». Это особенно справедливо сегодня, в наше время безверия. Честно говоря, мне безразлично, поверите ли вы, что со мной действительно такое происходило. Я знаю, что это было, и мне этого достаточно.

Маккейл стояла возле меня на коленях. Но я лежал не на земле. Мы находились в каком-то ином месте. Все вокруг было белым, а по ощущениям — мягким. Маккейл выглядела удивительно красивой. Ни следа ужасной катастрофы. Ее кожа сияла, будто светилась изнутри. А когда она заговорила, ее голос зазвенел хрустальным колокольчиком:

— Здравствуй, любовь моя.

— Маккейл!

Я попытался сесть, но не смог.

— Они меня убили? — с надеждой спросил я.

— Нет.

Я смотрел на нее.

— Ты реальна?

— Конечно, — улыбнулась она.

— Это сон?

Она не ответила.

— Где ты была?

— Близко. Очень близко. Смерть — это как переход в соседнюю комнату.

— Мы будем с тобой снова вместе?

Я знал ответ, но он пришел не от Маккейл. Похоже, я его вспомнил.

— Мы обязательно будем вместе. Но не сейчас. Ты еще не закончил свой земной путь. Есть люди, которым ты нужен. И есть те, кто нужен тебе.