Ирина Дудина - Богема с Невского проспекта

Я попала на Невский проспект в День города. Всюду звучала всякая музыка, кто-то пытался танцевать, через каждые сотню метров продавали воздушные шарики, разноцветные парики, мышиные и заячьи уши, крылышки анеголочков и рога для украшения головы. Все эти товары были явно из одного котла, скорее всего „меде ин чайна“. Никакого разнообразия, пиршества малого бизнеса, „петербургского стиля“, стихии радостной народной ярмарки не наблюдалось. Если не купил розовый парик у гостинки, можешь купить его у Дворца пионеров или у бывшего „Сайгона“. Многие горожане приобрели эти украшения и тут же применили их по назначению. Большинство приняло образ убогого Микки Мауса. Невский наводнился мышами какими-то. Мимо проходила мама с ребёнком, и дитя спрашивало у мамы: „Мама, это день клоуна, да?“. Через пару дней я по ТВ смотрела „Суд истории“, где Млечин доказывал, что в СССР никакого рынка не было, а теперь он есть; теперь типа в России — торжество прекрасного стихийного рынка. Честно говоря, то, что мы видели на Невском — это как раз и было полное отсутствие рынка и торжество безликого тоталитарного глобалистического монополизма. И вообще ничего со времён совка не изменилось. В дни демонстраций в СССР на Невском продавали повсюду абсолютно одинаковый набор развлечений — флажки на палочках с надписью „СССР“, шары-раскидайки на резинке, тёщины языки свистящие, сахарных петушков на палочке и воздушные шары, а теперь тот же ограниченный набор, только произведённый не в России.

Однажды я вышла из дома у себя на Петроградской, и меня чуть не сбил лексус с запоминающимся номером типа три шестёрки. Он буквально чиркнул мне по плащу, хорошо, что не зацепил. Молодой мужик сидел за рулём, и он выскочил прямо на тротуар, промчался на хорошей скорости по пешеходной части, чтобы обойти транспортную пробку. Я ему показала кулак и крикнула вслед нехорошие слова, так же поступили и другие прохожие. Через сорок минут я была в другом месте города, стояла возле куста сирени и рассматривала распускающиеся цветочки. Тут прямо на зелёный газон возле меня выскочил тот же самый лексус со своими тремя шестёрками, безобразно давя траву. Мне поплохело. Может это киллер, и его задача меня задавить? За что? Кому нужна моя жизнь и имущество? Я стукнула кулаком в ветровое стекло. Я рассвирепела не на шутку, просто так позволить себя давить колёсами я не дам! Я стала посылать мужику проклятия — устно и про себя. Мужик взвизгнул колёсами и уехал. Я шла и как Хоттабыч бормотала: „Чтоб ты и твои дети до четвёртого колена были прокляты“ и т. п., от злобы вспомнились всякие восточные заклятия…

Ещё через несколько часов я была на Невском у Лавры, шла на выставку. Каково же было моё изумление, когда тот же лексус опять выскочил прямо передо мной. „Ну, точно меня заказали! Следит за моим продвижением по мобильнику, и теперь расстреляет в упор, раз машиной задавить не удалось“, — догадалась я. Из машины выскочил молодой парень, бросился передо мной чуть ли не на колени. „Девушка! Простите меня ради Бога! У меня ребёнок маленький заболел, я весь день по городу ношусь по аптекам, мне лекарство редкое нужно достать. И поэтому я так нервно машину вожу. Я слышал, как вы меня прокляли! Ради всего святого, снимите с меня проклятие! Я, после того, как вы меня прокляли, молился весь день чтобы вас ещё раз встретить и выпросить вашего прощения!“. Ну и я простила этого мужчину.

На Малой Конюшенной как то проходила выставка-продажа сувениров, изготовленных петербургскими художниками. Я шёл вдоль стендов, а стенды стояли вдоль молодых деревьев, недавно высаженных на этой улице. И чем больше я приближался к Невскому проспекту, тем деревья становились более худосочными. Если у памятника Городовому в торце Конюшенной на деревьях были пышные кроны и крепкие стволы, то у памятника Гоголю на деревьях болталось по нескольку листиков, и стволы были тощие, часть веток засохла. Возле же самого Невского деревья просто умерли, засохли и не подавали никаких признаков жизни. Я подумал, что на Малую Конюшенную можно водить школьников и чиновников, показывать им наглядный пример влияния выбросов машин на живые существа!

Однажды я в поисках приключений попал в „Русскую Америку“, в дикое место Ленобласти, где нет дорог и почти нет цивилизации. Там я познакомился с Серёгой-змееловом. Он был самый богатый человек этого региона, он ловил змей и сдавал их представителям одного из дорогих ресторанов на Невском проспекте. Ему платили за экологически чистый продукт по 500 рублей за штуку, огромные деньги для „Русской Америки“. Ловил Серёга всех подряд — и гадюк, и ужей. А в ресторане на Невском этих русских пресмыкающихся выдавали за нечто экзотическое из Тайланда, и блюда из змей стоили чуть ли не в 50 раз дороже.

В Сайгоне был такой прикольный чел — Сергей Бобков. У него была кличка „Циклоп“. У него было два глаза, но они были маленькие, поросячьи, и, когда он был под газом, они у него как-бы сливались, и возникало ощущение, что у него один глаз на лбу. Его ещё называли „Шурой Балакиревым“. Но при своей неказистой внешности это был человек образованный, мог читать лекции по философии и религиоведению, и работал он в детском издательстве. Но когда он закладывал за воротник, то вид имел ужасающий. Я со своей подругой Инной однажды увидел его, еле держащегося на ногах, ищущего телефонную будку, чтобы за неё отлить. Обычно в таком виде его тут же милиция забирала в своё знаменитое 5 отделение. И на этот раз, мы не успели глазом моргнуть, как Бобкова под белы рученьки менты уволокли к себе в недра. Мы с Инной помчались его выручать. В 5 отделении наш Циклоп сидел уже в обезьяннике среди других нетрезвых харь. Тут он увидел Инну, которая объясняла милиционерам, что это её загулявший муж. Тут Бобков увидел Инну и воскликнул: „Инна! А тебя то сюда за что?“.

Однажды мне позвонили с киностудии „Ленфильм“ и попросили написать маслом два портрета Гитлера, один в полный рост, другой — по грудь. Эти картины нужны были для немецко-российского сериала, они должны были украшать кабинеты героев фильма, деятелей верхушки Вермахта. Мне дали фотографии, с которых я должна была писать портреты, и обещали хорошо заплатить. Я тщательно работала полтора месяца, наступил день, когда мне нужно было портреты отдать на киностудию. Я вынесла их на Невский проспект, прислонила к стенке дома лицом наружу, отошла на несколько шагов, чтобы полюбоваться на свой труд в полный рост и при дневном свете, и стала ждать машину с киностудии. Пока я курила, к парадному портрету Адольфа Гитлера подкрался старичок и стал пинать мою работу ногами и кулаками, рвать когтями и кусать зубами. Я пришла в ужас, полтора месяца работы и хороший гонорар — всё могло накрыться медным тазом! Я подскочила к разбушевавшемуся ветерану и настойчиво удержала его от очередной атаки на лидера Третьего Рейха. „Вы чего творите! Сейчас с киностудии приедут, и будет скандал международный!“. „А, так это для киностудии, для фильма? Ну так извините. Я подумал, что это для нынешних фашистов нарисовано на заказ!“. Кстати, немцам Гитлер моей кисти очень понравился, они сказали, что до этого в русском кино на него рисовали только карикатуры, а тут получилось всё по человечески, сходство было схвачено.