Яков Шехтер - Любовь на острове чертей (сборник)

Ашер умер через шесть дней. Циля, и примчавшийся на самолете Хаим, не отходили от его постели. Они видели все: и обильное мучительное слюнотечение, и приступы буйства, и судороги. Ашер плевался, сдирал с себя одежду, пытался разорвать ремни, которыми его привязали к кровати. Между приступами он ненадолго приходил в себя, и Циля, словно ни в чем не бывало, строила планы о поездке за границу после его выздоровления. Ашер мечтал увидеть Венецию, покататься на гондоле, подняться на колокольню Сан-Марко и Циля, показывала ему роскошные альбомы с фотографиями и подробно обсуждала маршрут будущего путешествия.

На пятый день судороги и припадки прекратились, Ашер лежал в полном сознании, и слабым голосом беседовал с родителями. Циля решила, что лечение помогло, и в ее потускневших глазах стали мелькать искорки надежды. Но Хаим, успевший прочитать несколько статей по истории заболевания, помрачнел еще больше. Он знал, что на самом деле это не улучшение, а признак близкой смерти.

Ночью у Ашера подскочила температура, градусник показывал сорок два. Он весь горел, и поминутно просил пить. Прикасаясь к его груди, Циля чувствовала, как бешено, вразнос колотится сердце.

Под утро Цилю сморил короткий сон. Проснувшись, она увидела устремленные на нее неподвижные глаза сына и зашлась в истошном, отчаянном крике.

На кладбище она не плакала. Только рука, вцепившаяся в локоть Хаима, мелко дрожала, словно подключенная к электричеству. Когда в холмик воткнули табличку с именем сына, Циля вскрикнула, и потеряла сознание.

Корреспондентка армейской радиостанции вытащила историю с Ашером в свободный эфир. Поднялся страшный шум, оппозиция представила парламентский запрос, почему солдатам не делают прививку от бешенства, начальник генерального штаба назначил комиссию по расследованию происшествия, два генерала в отставке немедленно припомнили подобного рода случаи, произошедшие во время Шестидневной войны. Имя Ашера носилось по радиоволнам точно щепка от разбитого штормом корабля. Весь этот шум пришелся на семь дней траура, и квартиру Цили безостановочно посещали всякого рода делегации и разного вида общественные деятели. Два раза приезжало телевидение, а в последний день прибыл сам начальник медицинской службы армии.

— Я не могу вернуть вам сына, — сказал он, грустно склонив голову. — Но обещаю, что подобных случаев больше не произойдет. Каждый солдат получит прививку еще до того, как ему выдадут амуницию.

Циля, с лицом, потемневшим, точно маска египетской мумии, только кивала. Щеки у нее ввалились, глаза потускнели, уголки губ безжизненно опустились вниз.

Выйдя в другую комнату, начальник подозвал Хаима.

— Вам нужно серьезно позаботиться о здоровье жены, — сказал он, пожимая ему руку. — Это я вам как врач говорю. А как генерал, обещаю прислать к вашей жене лучшего армейского психолога. Вот мой телефон — он потянул визитную карточку, — когда закончится траур — позвоните, и я все устрою.

Генерал сдержал свое слово, армейский психолог, врач с мировым именем, серьезно занялся Цилей. После нескольких многочасовых бесед он назначил лечение:

— Вам нужно заняться собой. Спорт, новая одежда, при желании — пластические операции. Вы должны снова почувствовать себя женщиной. Не матерью, а женщиной. И тогда — кто знает… Вы еще молоды, у религиозных семей в вашем возрасте рожает каждая третья.

Циля едва заметно улыбнулась уголками повисших губ, но указания врача принялась выполнять со всей тщательностью. Правда, все это стоило немалых денег, но они вдруг нашлись. Выяснилось, что моряков, уходящих в дальние рейсы, пароходство обязывало оформлять особую страховку и предусмотрительный Хаим внес в нее жену и сына. Разница в ежемесячном взносе была небольшой, но сумма, полученная за Ашера, вышла огромной. Хаим подыскал себе какую-то работу в пароходной конторе, и все вечера проводил с Цилей. А днем она, словно угорелая, носилась по врачам, косметологам, магазинам. Четыре раза в неделю Циля посещала «Студию Си», где опытные педагоги заново учили ее правильно ходить, вставать и садиться, и сгоняли десять потов безжалостными тренировками на разных снарядах.

Свои волосы Циля остригла почти наголо и купила роскошный натуральный парик. Его мелко завили, подогнали по месту, и отличить чужие волосы от настоящих было практически невозможно.

Внимательно изучив рынок, Циля решилась сделать операцию по увеличению груди. Все подробности она обсуждала с моей женой. Подробностей оказалось много, и я невольно оказался в курсе дела. После долгих колебаний она выбрала силиконовый имплантант с пятидесятилетней гарантией. К окончанию срока гарантии Циле должно было перевалить за девяносто, и я плохо понимал, для чего в таком возрасте нужна молодая упругая грудь. Однако свои сомнения я благоразумно оставил при себе.

Когда на годовщину смерти Ашера Циля выскочила из машины и подошла к друзьям и родственникам, ожидавшим ее у входа на кладбище, то многие не смогли сдержать возгласов изумления. Легкой, энергичной походкой к ним приближалась блондинка, с эффектно выпирающей грудью. Из-под короткого платья виднелись загорелые ноги с крепкими икрами, а плавно покачивающиеся при ходьбе бедра вызвали какие угодно мысли, кроме приличествующих данному месту и времени.

После кладбища все поехали к Циле. Стол был накрыт самым роскошным образом: ломтики соленого лосося млели на тоненьких кружочках французского батона, красная икра бугрилась в прозрачных вазочках, кубики рокфора, обложенные пунцовыми помидорками «шерри» просились на вилку. Разговор то и дело перескакивал с Ашера на чудесное преображение его матери.

К десяти гости разошлись. Циля принялась за уборку. Хаим относил в кухню грязную посуду, а она укладывала ее в моечную машину.

— У меня страшно болит голова, — вдруг сказала она, отложив в сторону тарелку с остатками торта. — Привези мне артофен из аптеки.

— Артофен? — удивился Хаим. — У нас ведь полно других лекарств.

— В последнее время мне помогает только артофен.

Хаим оделся и пошел к машине. Дежурная аптека находилась на другом конце города, и пока он дождался своей очереди и приехал обратно, часы показывали около двенадцати ночи.

В квартире было тихо. Гостиная сияла чистотой, посуда на кухне была аккуратно расставлена в сушилке.

«Спит, наверное», — подумал Хаим. Но в спальне Цили не оказалось. Пройдя по всем комнатам, он обнаружил ее в душевой. Циля удавилась на веревке, привязанной за крюк от ванночки Ашера. Сбившийся парик прикрывал лицо. Сквозь мелкие кудряшки торчал багровый, уже начинающий распухать язык.

После похорон Цили Хаим снова завербовался на самые дальние рейсы. Квартиру он запер на ключ и оставил под наш присмотр — сдавать на съем семейный музей он не мог.