Мануэл Тиагу - До завтра, товарищи

Двое мужчин взглянули на третьего, и тот рассмеялся, показав желтые длинные, как у лошади, зубы.

— Заткнись и собирайся…

Женщина прикинулась непонимающей, сдвинула платок на затылок и продолжала протестовать:

— Что вам, в конце концов, нужно? Вы спрашивали про Алдейю ду Мату, я вам указала дорогу. Что вам еще надо? Вы думаете, я боюсь, потому что я женщина и сейчас тут одна? Не боюсь я вас, мошенников! Убирайтесь отсюда подобру-поздорову!

Выражение их лиц ожесточилось.

— Довольно трепаться, — сказал тот, с лошадиными зубами. — Складывай узел, и марш!

— Аааа! — воскликнула женщина, показывая, что она наконец поняла, что от нее хотят. — Если нет гвардии в этих местах, то, вы думаете, можно делать что угодно… Идти с вами? Чтобы я пошла с вами? — И, угрожающе расхохотавшись, она стала громко вопить. Ее крики подняли тревогу в долине.

Она обозвала их ворами, грабителями, бродягами, карманниками, мошенниками, жуликами, проходимцами и контрабандистами. Пригрозила, что они будут избиты дубиной, порезаны серпом и заколоты вилами.

Удивленно переглянувшись, мужчины попытались успокоить ее, но на каждое их слово или жест она отвечала громким криком и жестикулировала еще более отчаянным образом. Поскольку они не имели прямого распоряжения забрать ее и поскольку они заключили, что женщина даже не знает, с кем говорит, три субъекта под конец оставили ее. Когда они отошли на некоторое расстояние, тот, что с лошадиными зубами, вздохнул с облегчением:

— Вот скотина!

Женщина продолжала кричать, пока они не скрылись из виду. И только тогда она замолчала и, взяв ребенка и заправив волосы под платок, свободно, широко улыбнулась.

Паулу сидит за столом. Смотрит на бумагу. Толстыми, неуклюжими пальцами сжимает ручку. Сидит так уже давно, но ему не удается ни писать, ни думать.

Все, что рассказал ему Зе Кавалинью, пронеслось у него в голове в горьких, беспорядочных и путаных мыслях. Отчетливым был лишь один образ: изящная фигурка Изабел, лицо, обрамленное дугою кос, чистая и доверчивая улыбка. И он видит Изабел, шагающую в лесу; это было, когда Важ познакомил его с ней. Видит ее, наблюдающую иронически его первую встречу с Зе Кавалинью около бетонной ограды у железнодорожного полотна. Видит ее, когда он раздавал сало с кукурузным хлебом, и она скрывала улыбку, прячась за плечом матери, пока не разразилась безудержным смехом. И слышит певучий голос Жуаны: «Она сумасшедшая, эта девчонка». Эти образы сейчас для него столь мучительны, что Паулу трясет головой, стремясь избавиться от них, он делает тщетные усилия, чтобы сосредоточиться и писать.

Он будет писать статью «Победа мелких владельцев сосновых боров». Да, будет писать «победа» и напишет правильно. Но почему этот удар? Почему Изабел? Почему такая высокая ценз победы? И рука Паулу, начавшая писать, опять остановилась, и снова перед взором Паулу возникла эта изящная, стройная фигурка, это улыбающееся лицо: «Я ведь уже взрослая, я ваш товарищ. Можете полностью положиться на меня». И так же или еще мучительнее перед ним возникли образы Мануэла Рату и Жуаны, глядящих на дочь с гордостью и любовью. А теперь… О, несчастные, несчастные!

Рита входит осторожно. Смотрит на Паулу и, против обыкновения, ничего не требует. Она подходит к нему тихонько и ждет. Паулу проводит рукой по головке малышки, и тогда та потихоньку говорит:

— Милый братик.

Паулу отодвигает стул от стола, сажает Риту на колени и легонько опирается подбородком на ее затылок.

— Милый братик, — повторяет Рита ласково и нежно.

Паулу хочет что-то сказать, но это ему не удается. Затуманенные глаза перестают видеть, губы вздрагивают, и он изо всех сил старается не разрыдаться.

По своей обычной привычке Витор подпирает кулаком подбородок, медленно выпуская при этом дым. Как всегда, иронически поглядывает то на одного, то на другого. В выражении его лица не заметно ни нетерпения, ни беспокойства.

Это, однако, не успокаивает Важа. Чем больше он вспоминает сцену у порога кафе, чем больше вспоминает, как вели себя Витор и незнакомец, тем больше приходит к убеждению, что они были там не случайно и что Витор указал тому на него, а потом оба быстро и одновременно отвели глаза. Он не мог ошибиться, наверняка они говорили о нем. «Ты думаешь, я это не заметил, но посмотрим вскоре, как ты будешь выворачиваться», — подумал он.

Однако едва они сели, Витор сказал ему:

— Ты должен быть осторожнее с посещениями города, дружище. Твое присутствие уже становится заметным. — Он равнодушно выпустил клуб дыма от сигареты, прежде чем продолжить. — Как-то раз я видел, как ты проходил с велосипедом в руке, и меня спросили, знаю ли я, кто ты такой.

— Кто тебя спросил? — вспыхнул Важ.

Он устремил на него строгий взгляд.

Не меняя позы, Витор выпустил новый клуб дыма.

— Это Мейрелиш. Вы все его знаете, — сказал он спокойно, обращаясь к товарищам. — Неплохой человек. Досадно то, что Важа уже заметили.

— Да, это неплохой человек, — подтвердил Сезариу.

Маркиш делал над собой усилия, чтобы не вмешаться. Недоверие, которое сквозило в быстром вопросе Важа, не ускользнуло от него.

— Не надо принимать сучья за змей, — заметил он раздраженно. — Если вы будете делать все совершенно натурально, то ничего не случится.

Важ сдержался и замолчал. Он почувствовал, что еще раз Витор ускользает у него между пальцев. Эта поспешность заговорить о том случае сразу же в начале заседания, показалась Важу свидетельством не уверенности и спокойствия, а расчета. Объяснение Витора еще больше усилило его подозрения.

По окончании заседания он дал Витору и Маркишу уйти, поговорил отдельно с Сезариу и Афонсу. Тот и другой подтвердили, что Мейрелиш человек неплохой. Афонсу знал его хорошо, он даже был другом их семьи. За исключением Важа, никто не поставил под сомнение его честность.

Неожиданно Важ спросил:

— А кто вам сказал, что это был Мейрелиш?

— Витор сказал, — ответили одновременно Афонсу и Сезариу.

Важ не отступил, он предложил, чтобы Афонсу узнал у Мейрелиша, был ли у него разговор с Витором. Афонсу, державшийся с самого начала заседания рассеянно, причем мысли его витали далеко, выразил несогласие. Он считал сомнение чрезмерным и расследование ненужным.

— Будет выглядеть странно, — заметил он. — Если я заговорю об этом, он сразу же заключит, что есть связь между мною и Витором, и ему нетрудно будет догадаться, что дело касается партийной работы.

— Я тоже не вижу в этом необходимости, — мягко поддержал Сезариу.