Мануэл Тиагу - До завтра, товарищи

Мнение Гашпара в этом вопросе так сильно противоречило тому, что ранее обсуждалось с Рамушем, Важем и Паулу, что Антониу сразу выступил против. Притом чувствовалось, что своей убежденностью он обязан Висенти. Еще бы, Висенти — руководитель низовой ячейки — выступил против ответственных и уважаемых товарищей, прямо и упорно защищая свои взгляды.

— Речь идет о забастовочном движении во всем районе, товарищи, — заключил Антониу. — Дата и время его начала должны быть назначены руководством, притом в районном масштабе, а не в местном.

Гашпар возразил, что если время не будет назначено на месте, в частности на «Сиколе», то он не отвечает за последствия.

— Спроси Перейру, Жерониму, Тулиу, — предложил Гашпар, не ожидая поддержки у Висенти. — Увидишь, что они согласны со мной.

Но они были против.

— Я по-иному смотрю на вещи, чем товарищ Гашпар, — заявил Перейра. — Прости, — добавил он, повернувшись к Гашпару, — но я не согласен с тобой. Действительно, нельзя терять время. Однако, принимая во внимание важность забастовочного движения в районе и особенно борьбы крестьян, я думаю, что мы можем организовать дело так, чтобы объявить забастовку, когда решит руководство.

— Конечно, можем! — поддержал Висенти.

И Жерониму выразил свое согласие с Перейрой. И Тулиу, поколебавшись и покраснев, сказал, глядя на Гашпара:

— Я тоже считаю, что можно все организовать так, чтобы руководящие товарищи назначили дату начала забастовки. Конечно, товарищ Гашпар отвечает за свои слова…

Во время этих выступлений лицо Гашпара выражало недовольство и обиду, он кусал губы, недовольный, что никто его не поддержал.

— Тогда я умываю руки, — наконец сказал он. — Если забастовка провалится, пусть никто не говорит, что не предупреждал об опасности.

Собрание проходило на вершине горы, в зарослях дрока, который переливался на солнце золотистыми и алыми цветами.

Время от времени кто-нибудь подымался и осматривал окрестность. Крестьяне сообщили, что хозяева отказываются платить уговоренную поденную плату. В некоторых поселках появилась полиция, пытаясь своим присутствием запугать жителей. Тем не менее момент благоприятный. Если трудящиеся едины и стойки, то хозяева в конце концов уступят. То здесь, то там вспыхивают столкновения. Стало не хватать продуктов. На получаемые гроши нечего купить в лавках. На черном рынке, конечно, можно достать что угодно, но там даже за малую толику необходимого приходится оставлять недельную зарплату.

— Я давно уже об этом говорил, — сказал Антониу, — товарищи Важ и Белмиру должны помнить мои слова на одном из собраний. Если мы не заставим продавать хлеб и другие продукты, то мало выиграем в борьбе за лучший заработок.

Все были согласны прекратить работу в полях на день-два. Крестьян нужно будет направить в два близлежащих городка, чтобы присоединились к бастующим рабочим и вместе с ними требовали хлеба. Необходимо назначить день выступления.

— Люди забастуют, наверняка забастуют, — сказал крестьянин в огромной шляпе, участник собрания в сарае Томе. — Но если мы сейчас придем и скажем: «Пора!», люди не забастуют, наверняка не забастуют. — И, наслаждаясь удивлением, которое вызвал, он добавил: — У нас так…

— Пусть скажет товарищ, — предложил кто-то.

— Я не могу назвать день начала забастовки, — пояснил Важ. — Необходимо договориться с заводами. Я спрашиваю вас: если срок будет сообщен за неделю до выступления, вас это Устроит?

Все закивали головами.

— Точно? — переспросил Важ.

— Даем слово, — буркнул худой старик с потным лицом.

— Не стоит переспрашивать, — проворчал крестьянин из Баррозы.

Вопрос казался исчерпанным, когда слово взял Сагарра.

— Так нехорошо, — сказал он в нос. — Для нас не все дни одинаковы. Если, например, товарищи решат прекратить работу в четверг или пятницу, с каким требованием люди бросят работу? Ведь будет конец недели, а заключение контрактов — в понедельник.

Это лучший день для начала забастовки. По понедельникам собираются комиссии площадей, и тогда, если хозяева не согласятся платить, сколько от них потребуют, — а они наверняка не согласятся платить больше прежнего, — тогда прекратим работу. Во вторник или в среду хозяева будут вынуждены повысить оплату, потому что у них не будет рабочих рук, а сейчас такая пора, что поля не могут ждать.

— Да, — согласились некоторые. — Понедельник — лучший день.

Важ сразу вспомнил вчерашний разговор с рабочими «Сикола».

— Самый плохой день — это понедельник, — говорили они. — Здесь встревает воскресенье. А в воскресенье нельзя как следует подготовить людей. А от субботы до понедельника многие остынут.

— Товарищи, — сказал Важ. — Для вас суббота — лучший день недели, однако для заводов — худший. Необходимо все согласовать как можно тщательней. Поэтому еще раз спрашиваю: а если выбрать другой день? Можно ли рассчитывать, что и в этом случае люди бросят работу?

— Если было доказано, что лучший день — понедельник, и если товарищ Белмиру ясно это показал, то зачем вести речь о другом дне? — пожал плечами крестьянин из Баррозы.

— Когда товарищи скажут, тогда мы и начнем, — сказал худой старик.

— Работу можно прекратить в любой момент, — произнес крестьянин в огромной шляпе. — Но дело в другом. В понедельник собираются комиссии площадей. Все поденщики сойдутся вместе. Прямо на площади начинается забастовка, так как хозяева отказываются платить, сколько от них требуют. В другой же день поденщики работают на полях, одни здесь, другие там. Те, кто нанят на неделю, должны искать хозяина или надсмотрщика и снова поднимать вопрос об оплате, требуя повышения. Таким образом, работу прекратят лишь единицы.

— Именно так, — подтвердил Сагарра.

В отношении Витора было решено окончательно разобраться. Однако как это сделать? Маркиш объяснил, что Витору пришлось уехать в деревню, где умирала его мать. Витор отпросился на работе, обещал вернуться через месяц.

Таким образом, проблема участия Витора в работе районного комитета упростилась. Тем не менее Важ с беспокойством чувствовал, что тот снова ускользнул как угорь. Каждый раз, когда Важ надеялся раскрыть его подлинное лицо, по той или иной причине Витор ускользал.

Теперь Важ вспомнил и свой разговор с Маркишем. (Маркиш настаивал, чтобы Важ лично расспросил Витора о беседе у порога кафе с незнакомцем, который, вопреки словам Витора, был не Мейрелиш.) Важ поймал себя на мысли, что Маркиша не удивил этот неожиданный отъезд.

— Ты говорил с ним? — спросил Важ.

— Что ты хочешь сказать? — раздраженно поинтересовался Маркиш, отвечая не на вопрос, а на затаенную мысль, которую угадывал. — Если что-то хочешь сказать, говори.