Мануэл Тиагу - До завтра, товарищи

Сидя на кровати, Роза с беспокойством смотрела на него.

Несмотря на жаркий день, Важ жаловался на холод. Потом ему не понравился яркий свет и захотелось полумрака. Она видела, как он несколько раз закрывал глаза, но, когда думала, что он заснул, Важ с испугом открывал глаза, содрогаясь всем телом, спрашивал:

— А? Что?

Роза положила ладонь на лоб. Лоб был холодный и потный.

— Что с тобой?

В глазах Важа пропал испуг, и он спокойно посмотрел на нее.

— Странно. Как только я забываюсь, мне слышится страшный грохот.

— Спи. Ты слишком устал, все дело в этом.

Но прежде чем он заснул, кошмар еще несколько раз посетил Важа. И каждый раз он меланхолически улыбался: «Что за чуши лезет в голову…»

Проснулся он под вечер, покрытый испариной, бледный. За ужином речь зашла о его здоровье. Роза настаивала, чтобы он отдохнул хоть несколько дней.

— Не время, — возражал Важ. — Забастовка открыла новые возможности для работы, мы обязаны их использовать.

— А если ты сляжешь? Тогда ничего не сможешь сделать, а партия останется без тебя.

— Я знаю, многие считают: здоровье членов партии надо беречь для грядущих битв. Но если бы все так думали, мы никогда не пришли бы к этим грядущим боям. Чтобы прийти к большим завтрашним победам, надо победить сегодня.

— Никто не отрицает, что сегодня необходимо отдавать все силы, — прервала Роза. — Да, необходимы жертвы. Пожертвовать своей жизнью — высшая жертва. Вооруженное восстание — вот великий момент для этой жертвы.

— Ты ошибаешься. Это не высшая жертва. Отдать жизнь на баррикадах легче, чем в сегодняшних буднях.

Они замолчали.

— Отдать жизнь сразу легче, чем отдавать ее постепенно, — добавил Важ.

В глубине души Роза была согласна с ним и всегда с внутренней радостью наблюдала, как он набрасывается на работу в самых тяжелых условиях, но продолжала настаивать на коротком отдыхе.

«Да, он отдает жизнь постепенно, это необходимо, — думала Роза, — немногие другие имеют смелость так жить».

После разговора Важ поработал несколько часов за столом.

Позже, в постели, им не спалось, и в темноте они долго лежали с открытыми глазами. Вспоминая о черном автомобиле, Важ думал, что его могут арестовать и он много лет не увидит Розу, может, даже совсем ее не увидит, и они расстанутся, так и не преодолев барьера, воздвигнутого уговором не ворошить прошлое. Роза сейчас рядом, задумчивая, наверно, погруженная в те самые воспоминания, которые отдаляют ее от Важа.

— Роза… — шепчет Важ. Но он ни о чем не спрашивает ее, боится спросить.

Ночью Важ приехал в город.

Он шел к Сезариу переулками, держа велосипед за руль. Ночь была темная, и еще темней была дорога, по которой он обычно ходил. Важ остановился, стараясь сориентироваться.

Навстречу кто-то шел. Важ отступил на несколько шагов и прижался к стене. Навстречу приближались тихие шаги. Человек остановился, снова пошел, опять остановился, теперь совсем близко от Важа. Так он стоял несколько минут, показавшихся Важу вечностью.

Человек был неподвижен, но именно эта неподвижность доказывала, что он находится здесь с определенной целью. Затем он медленно удалился.

Важ вышел из укрытия и заспешил к Сезариу.

— Не замечал ли ты чего-либо подозрительного? — поинтересовался он, рассказав о ночном происшествии.

Ни Сезариу, ни Энрикиш, недавно выпущенный на свободу и ночевавший у товарища, ничего не замечали. Но этот случай показался и им странным.

— В такое время и в таком месте он был неспроста, — заметил Энрикиш.

Важа ожидали серьезные новости. Первая касалась Маркиша. В тюрьме Энрикиш встретился с двумя парнями, которые должны были помогать Маркишу в ночь с 17 на 18 мая. Они тогда пришли в полночь на встречу, но Маркиш заявил, что листовок у него нет. Там же, в тюрьме, Энрикиш встретился с членом комиссии единства, которого Маркиш, как и других членов комиссии, уговаривал сорвать забастовку. Этот товарищ, единственный из комиссии единства, принял участие в забастовке.

— Фантастика! — воскликнул Сезариу. — Я сам давал ему листовки! И за два дня до забастовки!

Он твердил это, словно ему не верили.

Энрикиш, хотя узнал все это две недели назад, говорил с возбуждением.

— Если 18 мая забастовали не все предприятия, то мы обязаны этим Маркишу.

Лицо Важа выдавало крайнее напряжение. Что все это означало, с какой целью действовал Маркиш? Только из-за разногласий с руководством? Маркиш старый, испытанный товарищ. Но тогда тем более странным выглядело его поведение! Если старый товарищ действует как провокатор, то как тогда отличить настоящего провокатора? А дружба Маркиша с Витором? Почему Маркиш постоянно защищал Витора, даже когда поведение того стало подозрительным?

— Не знаешь, Витор уже вернулся?

— Он вроде бы еще в деревне у матери, — ответил Сезариу. — Но, говорят, его видели в городе.

— Два дня назад Маркиш был отстранен от всей руководящей работы в районе. Новые факты тогда не были известны. Маркиш восстал против решения ЦК, счел его несправедливым. Но сам-то он знал, знал и о других своих проступках, более серьезных. Интересно, что он будет говорить, когда примут новое решение. Так всегда: не исправишь маленькую ошибку — совершишь большую. А дальше от ошибки к ошибке, как по ступеням.

— А как с работой для него? — вмешался Сезариу. — Он обещал выполнить все намеченное…

Важ не ответил.

Вторая новость касалась Афонсу. Несколько дней назад кто-то из семьи Энрикиша пошел вечером к родителям Афонсу и застал его дома.

— Не может быть, — сказал Важ. Он вспомнил последнюю встречу с ним на железнодорожной станции, вспомнил черный автомобиль, который несколько раз проехал мимо.

— Нет, товарищ, — возразил Энрикиш. — Я не знаю, что Афонсу делает или не делает, ушел ли он из города или нет. Но мой племянник серьезный парень, он не ошибается и не врет.

Да, никакой ошибки не было.

С самого начала Афонсу считал конспирацию чепухой. Он нарушал порядок конспирации часто: сегодня не побрился, завтра сорвал кизил, затем поехал не тем транспортом. Вскоре такое поведение стало для него нормой.

Афонсу так хотел убедиться в любви Марии, что, несмотря на слова Важа, не считал дело ясным. Наверняка кто-то влюбился в Марию и мешает им быть вместе. Может, это сам Важ?

Афонсу настойчиво пытался увидеться с Марией. Тогда Важ произнес эти жестокие слова:

— Товарищ Мария сказала, что у нее нет никакого желания встречаться с тобой.

Все смешалось в голове Афонсу. Чужим голосом он поинтересовался, знает ли Мария о его положении кадрового работника.

— Да, знает, — строго ответил Важ.

Перешли к другому вопросу. На все вопросы Важа Афонсу отвечал скороговоркой, нетерпеливо подергивая плечом и некстати улыбаясь.