Мануэл Тиагу - До завтра, товарищи

Жозе Сагарра колебался.

— Ладно, друг. Я, может, не справлюсь, ведь у меня нет подготовки, как у тебя и других товарищей. Что же касается желания, ты его знаешь.

Они расстались. И только тогда Жозе вспомнил: выполнить неотложные дела он в ближайшие дни не может, если будет работать в поле. Он не знал, как об этом сказать дома, как жить дальше без гроша в кармане. Как он ни думал, выхода не видел. Но ему и в голову не приходило не пойти туда, куда звали интересы партии.

Придя домой, он поговорил со старшим братом, объяснил, что завтра не может выйти на работу. Брат был человек немногословный, он глядел под ноги, слушал и кивал головой.

На следующее утро оба вышли из дома: брат на работу в поле, Жозе — на встречу.

— Приходи обедать, слышишь? — крикнул брат.

Жозе Сагарра не пришел обедать. Он вернулся ночью и ушел из дому на рассвете. Он избегал разговора с братом.

Он ничего не ел накануне, и такой же голодный день ожидал его опять.

Узнав об освобождении арестованных товарищей, Маркиш пошел к Сезариу.

Сезариу с женой и Лизетой ужинал. Тесть, теща и несколько соседей весело обсуждали события дня.

— Садись, садись. — Сезариу подвинул плотнику стул. — Я боялся, ты арестован.

Сказано это было без иронии, но Маркиш почувствовал намек на свое неучастие в забастовке.

— Под лежачий камень вода не течет, — продолжал разговор тесть Сезариу. — Я всегда это утверждал.

Он этого не говорил. Наоборот. Узнав, что зять и дочь замешаны в подготовке забастовки, он всячески их отговаривал. Но теперь, радуясь освобождению обоих, он забыл прежние суждения.

Маркиш молча прислушивался к разговору.

Все говорили весело и открыто, не смущаясь Маркиша, так как хорошо знали его. Он не включался в разговор — из-за своего отношения к забастовке, из-за того, что не принимал в ней участия, из-за того, что не был арестован. Кроме того, ему казался немного наивным такой шум из-за пустяков: два дня были под стражей, а мнят себя героями! В конце концов он пожалел о своем приходе. Заметив это молчание, явно контрастирующее с общей оживленностью, все пожалели о его приходе.

Маркиш встал.

— Я приходил убедиться, действительно ли тебя выпустили, — сказал он Сезариу и, сухо простившись, вышел.

Сезариу пошел проводить его до дверей. «Как видишь, — говорила его улыбка, — все вышло лучше, чем ты думал».

— Энрикиш еще под арестом, — сказал Сезариу на прощанье. — Мы предпримем кое-что для его освобождения. Завтра или позже нам надо поговорить, тебе не кажется?

Он назначил встречу Маркишу в обеденный перерыв, но не пришел. Маркиш подождал его после работы и по лицу друга заметил, что есть какие-то новости.

— Здесь был Важ, — сказал Сезариу. — На днях он вернется и поговорит с тобой.

— Когда — на днях? — переспросил Маркиш. Его глаза впились в товарища, пытаясь уловить скрытый смысл этих слов.

— Он не сказал точно, — как показалось, смутившись, произнес Сезариу. — Когда вернется, я сразу сообщу.

На самом деле, узнав о деятельности Маркиша до забастовки и особенно о беседе с Энрикишем утром 18 мая, Важ заявил Сезариу, что сначала расскажет о Маркише в центре, а потом встретится с ним, Сезариу.

В субботу вечером Важ вернулся и пошел к Маркишу. Тот был явно доволен встречей с Важем и Сезариу и особенно тем, что товарищи застали его за учебой. «Видите, как я с пользой провожу время», — говорило его лицо.

Веж, устало дыша, сел и протянул плотнику листок бумаги.

Маркиш прочитал. Это была резолюция. Принимая во внимание недисциплинированность и саботаж во время подготовки забастовочного движения (говорилось только о беседе с Энрикишем), Маркиш осуждается, и выносится решение об отстранении его от районного и местного руководства.

Побледнев, Маркиш дрожащими руками отложил листок. Дважды он пытался заговорить, но замолкал, не найдя слов.

— Я хочу сказать о несправедливости этого решения и совершенной его недопустимости, — выдавил он сквозь мертвенно-бледные губы. Попытался добавить что-то, но только выдохнул: — Все.

Сезариу волновался, хотя и был согласен с решением, Но в этот момент он вспомнил, что Маркиш самый старый и известный товарищ в городе, его несколько раз арестовывали, он хорошо держался на допросах, именно Маркиш привлек его в партию. И разве не надо было сначала выслушать его?

Важ бесстрастно и спокойно произнес:

— Если хочешь написать в Центральный Комитет, можешь это сделать. А пока нетрудно будет подыскать тебе другую работу.

Можно было ожидать взрыва негодования, но плотник молчал. Он боялся говорить.

Важ и Сезариу встали.

— Товарищ, — сказал Важ, — твое будущее в партии — в твоих руках.

Ироническая улыбка пробежала по лицу Маркиша. Он в который раз шевелил губами и снова молча сжал их. Только прощаясь, сказал Важу:

— Можешь быть доволен, ты своего добился.

Важ переночевал у Сезариу и на рассвете поехал встретиться с Афонсу на ближайшей станции. Тому запрещалось появляться в городе, и Фиалью указал Важу поезд, на котором Афонсу должен приехать.

Важ прибыл на станцию заранее.

Утро выдалось теплое и туманное. На перроне не было ни души. Важ присел на скамейку. Вскоре, тяжело пыхтя, прибыл поезд. Из него вышли двое крестьян: она с корзиной, он — с двумя мешками. Раздался гудок, и поезд ушел.

Из вокзала вышел железнодорожник, посмотрел по сторонам и вернулся обратно.

Афонсу не было, хотя прошло уже несколько минут. Важ посмотрел на дорогу: на ней виднелась крестьянская пара и парень со свертком. Важ последний раз осмотрел перрон, поднялся и в подходившем парне со свертком узнал Афонсу.

— Разве Фиалью не говорил тебе приехать поездом?

— А я поездом и приехал, — с иронией ответил Афонсу. — Просто я вышел с той стороны вокзала.

Важ строго посмотрел на товарища, но ничего не сказал. Оба вышли на дорогу и стали удаляться от станции. Прошли с километр, когда их обогнал черный автомобиль.

— Только что он прошел в другую сторону, — встревожился Важ.

— Это другой автомобиль, — возразил Афонсу.

Они простились. Афонсу надо садиться в автобус, а Важ поедет на велосипеде в другую сторону.

— Приглядись, не следят ли за тобой, — посоветовал Важ.

— Не беспокойся.

Через несколько километров черный автомобиль обогнал Важа. Тогда Важ сошел с велосипеда и записал номер подозрительной машины.

Еще через час, совсем близко от дома, он встретил автомобиль в маленькой деревушке у обочины, но в машине никого не было.

Важ свернул на первом же перекрестке, поехал по тропинкам и сделал такой большой крюк, что, прибыв домой, пошел прямо в спальню и плюхнулся на кровать, не в силах сказать ни слова.