Владимир Файнберг - Кавказ без моря

И тут я, выходя из машины, подбросил своё полено в костёр:

— Даже бандиты называют Казбека шакалом.

Хасан промолчал. Что наверняка зачтётся ему на Страшном Суде.

Словно нарочно демонстрируя Казбеку свою отдельность, мы втроём расхаживали по капищу диаметром примерно в полкилометра. Я то и дело спотыкался об углы или разбитые фрагменты небрежно закопанных каменных гробов.

— За истёкшие столетия кладоискателями по несколько раз перепотрошено древнехристианское кладбище. Вскрыты все гробы до единого. Я и мои коллеги вернулись в Тбилиси, а местные нехристи даже не дали себе труда по–человечески вернуть кости земле, хотя деньги за эту работу выпросили заранее. Такие же шакалы, как Казбек. Который всё больше меня раздражает, со своими фотоаппаратами.

Ёжась от холодного ветра, без всякого толка бродили мы по странной местности, окружённой уже безлистыми деревьями. С их ветвей во множестве свисали разноцветные лоскуты и ленты, частично выгоревшие, частично яркие — свидетельство того, что современные язычники продолжают считать это место священным. Казбек издали фотографировал нас.

Это и вправду раздражало.

— Нодар, вернёмся в город! Если тут все опустошено, на что ты рассчитываешь?

— На тебя. Не может быть, чтобы грабители чего‑нибудь не проглядели. Так не бывает.

Пока мы разговаривали, Хасан зашёл в вагончик, вышел оттуда с ломом и стал бессмысленно огибать кладбище, постукивая по почве и по камням. Не знаю почему, но его действия навели меня на простую мысль.

— Нодар, если здесь христиане хоронили людей, то была и церковь?

— Даже развалин не осталось.

Именно в этот момент я понял, что нужно делать.

Пошёл, а потом побежал к центру капища, раскинул в стороны руки и, представляя себе некую церковь, взмолился: — «Господи, Иисус Христос, если есть на то Твоя воля, помоги мне!». Молясь, повернулся вокруг своей оси несколько раз, пока ладонь левой руки не почувствовала некое сопротивление. Словно наткнулся в воздухе на невидимую струну. Пошёл, держась струны, боясь потерять её. Все‑таки споткнулся о косо выступающую из земли крышку гроба. Упал.

Поднимаясь, с досадой увидел фотографирующего меня Казбека. Крикнул — «Перестань. Не надо! Мешаешь!».

И увидел, как Нодар подбегает, даёт ему по шее, отнимает фотоаппарат.

Что‑то во мне дрогнуло. Перевернулось. Я вдруг почувствовал себя Казбеком. Жалким человеком с усами, в выгоревшей узкополой шляпке. Буквально Казбеком со всеми его потрохами. Мне кажется, если бы я тогда заговорил, заговорил бы его голосом… И мысли какие‑то не мои пронеслись. Почему‑то в сознании всплыла та самая несчастная девушка из духана — Тамрико…

В считанные секунды всё это случилось.

Но вот я уже снова шёл, нащупав невидимую струну. Шёл к краю кладбища, к поросшему кустами уступу горы.

— А здесь искали? — крикнул я стоящему поодаль Нодару. Рядом, опершись налом, находился Хасан, казавшийся в этой позе ещё меньше.

— Скала! — в недоумении ответил Нодар.

— Что ж вы остановились? Идите сюда! Церковь вон там, выше, на ровном участке!

Я видел эту церковь. Конечно, в воображении. Большую. Очень суровую. Из чёрного камня.

Придерживаясь за ветви кустов, мы с Нодаром довольно легко поднялись на плоскую часть горы, а Хасан, умница, побежал к вагончику за хранившимися там кирками и лопатами.

— Казбек! Помогите Хасану и поднимайтесь к нам! — крикнул я сверху.

Тот поднял брошенный Хасаном лом, неуверенно направился в нашу сторону.

Часа через три нам удалось содрать тысячелетний слой почвы, растительности и камней с места, которое оказалось полом когда‑то бывшего здесь храма. Нодар даже определил место, где был алтарь.

Каменный пол оказался на удивление гладок, почти без трещин и выщербин. Жаль было взламывать его сперва ломом, затем кирками. Но я уже знал, видел гроб закопан здесь, у этого самого места, где был алтарь.

Работали все, кроме Нодара. Этот храпун, пьяница, тбилисский аристократ подгонял нас, не давая отдышаться.

— Поднажмите, друзья! Скоро стемнеет. Может пойти дождь со снегом. Все испортит.

Но когда вслед за выкинутой землёй показался красноватый крупнозернистый песок, а затем мы увидели очертания гроба, Нодар спрыгнул к нам, выгнал из ямы и меня, и Казбека и стал сначала вместе с Хасаном, а потом, выгнав и его, сам расчищать гробницу.

Мне стало обидно. Я нашёл. А этот профессор, член–корр сейчас присвоит себе то, чем сумели насладиться Том Сойер с Геком Финном, а также герои «Острова Сокровищ»…

— Как же вы, профессионалы–археологи не подумали о церкви, не нашли то, что было в двух шагах?!

— Постойте, — глухо донеслось снизу. — Крышка гроба расколота. Видимо, тут тоже пусто. Опоздали.

Он и Хасан с превеликой осторожностью откинули две неравные части расколотой крышки. Сразу стало видно: могила цела. Кто‑то, завёрнутый в истлевшее облачение с позолотой возлежал, с большим крестом на месте груди. Между иссохших кистей рук покоилась полуистлевшая трубочка свитка.

Раздался один щелчок, другой.

— Не сметь фотографировать! — Нодар одним махом выскочил из могилы, вырвал из рук Казбека аппарат, вытащил и засветил плёнку.

Все мы оторопело глядели на него. Казбек же опустился на осыпающуюся кучу вынутого из могилы фунта и заплакал, утопив лицо в ладонях.

Наконец я спросил:

— Нодар, что это значит? А не сошёл ли ты от радости с ума?

— Прошу тебя, сиди тут, охраняй могилу. Мы с Хасаном слетаем в город, привезём до темноты всё, что надо, чтобы прикрыть сокровище. Похоже — могила епископа, может быть, самого первого здесь, на Северном Кавказе. Пока научно не обследована, не законсервирована, никаких сведений в печать, никаких фотографий! Через три, максимум четыре часа будем обратно, привезём видеокамеру, материал для укрытия, сторожа. Прошу, не дотрагивайся ни до чего. И глаз не спускай с этого подонка! А ещё лучше — катил бы ты отсюда, Казбек, к такой‑то матери! Никто тебя не звал.

— Нет. Он останется, — сказал я, опускаясь на землю рядом с Казбеком.

Они спешно уехали, а во мне — странная вещь! — вновь всплыл двойник Казбека.

Со школьных лет помню в себе свойство — неожиданно вживаться в другого, становиться им. Вплоть до походки, тембра голоса, выражения лица и, наконец, ощущения чужих мыслей. Это не имеет ничего общего с актёрским даром перевоплощения. Что‑то другое.

— У тебя с собой ведь два фотоаппарата, — сказал я Казбеку. — Во втором, небось, плёнка есть. Пойди, возьми из машины, снимешь, пока нет Нодара нужные тебе кадры.

Он понял голову, мокрую от слез, утёрся. Сходил к своему «жигулю», вернулся с заряженным фотоаппаратом, снял издали могилу, потом то, что лежало внутри. Несколько раз сфотографировал и меня.