Владимир Файнберг - Patrida

Наливал в джезвей воду для кофе, включал конфорку и слышал постукивание высоких каблучков. Она расхаживала, видимо, все рассматривала…

Артур вошёл в комнату с двумя полными чашечками в руках. Лючия смотрела на прикнопленную к беленой стене фотографию.

— Мой патер, священник, — сказал Артур. — Его убили два года назад…

Она обернулась. Смерила его все тем же хмурым взглядом.

— Это летний дом. Они приезжают сюда только летом. Как они посмели вас здесь поселить? Это катастрофа.

— Почему? Есть обогреватель. Там, наверху. — Артур наконец поставил чашечки на стол. — На ночь переношу сюда.

— Отдайте мне манто, — сказала она, зябко поводя плечами.

Артур кинулся в переднюю, принёс накидку. Подавая её, опять ощутил горьковатый запах духов.

— Откуда вы так хорошо знаете русский?

— Это потом. — Она задумчиво посмотрела на него. — Где ваши чемоданы? Забирайте необходимые вещи, будете жить у меня.

Ошеломляющее предложение было высказано так просто, так естественно… В жизни каждого пусть редко, пусть всего несколько раз, бывают такие встречи, когда в секунду рушатся границы между людьми, исчезают любые различия. Остаётся одно — человеческая солидарность.

У Артура перехватило горло.

— Но там, наверху, бумаги, работа…

— Идёмте! Заберём всё, что вам нужно. Где сумка? Сначала возьмём тут. У меня тепло. Будете писать, жить.

Артур достал из кладовки сумку, в которой лежала тощая стопка белья, вынул из её бокового отделения свою книгу, подал Лючии. Пока она, стоя, перелистывала страницы, принёс бритвенные принадлежности, полотенце.

— Полотенце не нужно. А где шляпа? Шарф?

— У меня нет ни шляпы, ни шарфа.

— Зонт? Пальто?

— Нет зонта. Нет пальто.

— Это все, с чем приехали из России?

— Там, наверху, бумаги. Целая папка. Авторучки.

— Авторучки… Хорошо, идём за вашими авторучками.

Вышли в холод ночного дворика, поднимались по крутизне наружной лестницы. Лючия шла первой, легко одолевая ступеньки. Её длинные, стройные ноги словно струились перед взором Артура.

Отпер дверь, зажёг свет. Лючия увидела стоящий на столе выключенный обогреватель, обернулась к Артуру:

— Это все ваше тепло?! Катастрофа. Пневмония.

— May be [55] Возможно (англ.) , — сказал он почему‑то по–английски.

Она вдруг шагнула к нему, погладила по голове. Как ребёнка. Артуру пришлось собрать всё своё мужество, чтоб не схватить эту руку, не покрыть её поцелуями.

— Лючия, а что подумают ваши родные, когда вы привезёте меня в свой дом? — спросил он, складывая в папку бумаги.

Зазвонил телефон. Лючия настороженно перевела взгляд на Артура. Это был взгляд заговорщицы. Он снял трубку.

— Hello.

— Are you in? Arturos, this is Fanasis. What does that mean? Why did you go home? Mago wants to speak to you. [56] Вы дома? Артур, это Фанасис. Что это значит? Почему вы ушли? Маго хочет с вами говорить (англ.).

Маго извинялась за то, что приём Артуру, видимо, не понравился, говорила, что они с Фанасисом сначала не поняли, что он ушёл насовсем. Стала просить принять какую‑то свою подругу с её болезнями.

— Tomorrow [57] Завтра (англ.). , — сказал Артур.

Но Лючия отрицательно покачала головой, подняла три пальца.

— То есть not tomorrow, — спешно поправился Артур. — Sunday. [58] В понедельник (англ.).

— At what time? [59] Во сколько? (англ.) — спросила Маго.

— May be at ten? [60] Может быть, в десять? (англ.) — он продолжал смотреть на Лючию.

— At twelve, [61] В двенадцать (англ.). — шепнула она.

— At twelve, — нe сводя глаз с Лючии, положил трубку, шагнул к ней.

Она так резко отскочила в сторону, что бант упал. Стояла спиной к нему у балконной двери. Повернула голову и, сверкая глазами, зло сказала:

— Один раз и всегда знайте. Я живу одна, между нами дистанция. Отношения, как у мамы и сына. Все!

— Лючия, я старше вас…

— Как у мамы и сына. Это наш контракт. Перейдёте дистанцию — арривидерчи!

Артур взял с пола бант, протянул.

— Все собрали? Идёмте вниз, — подняв вверх обе руки, она закалывала бант на затылке.

— Простите меня, — Артур подошёл к столу, взял тяжёлую папку.

Лючия уже вышла на лестницу. Он оглядел комнату, запер дверь и стал спускаться за женщиной, так внезапно нарушившей размеренный порядок его жизни.

В нижней комнате он втиснул папку в сумку, спросил:

— Можно взять с собой рыболовную снасть, закидушку?

— Рыбак? — удивилась она. — Не надо. И когда под звёздами шли к машине, вдруг сообщила:

— Не должны ничему удивляться. Я — богата. Мой род из Милана.

Москва. Поздний вечер. Везу в своём «запорожце» батюшку. После треб, после тяжёлого дня он будет ночевать у меня дома.

— Батюшка, почему вы не уедете на Запад? Вы же видите, как вам здесь опасно. Там смогли бы спокойно писать свои книги, в вашем распоряжении будут лучшие библиотеки мира.

— Не хочу! Сейчас в России момент исключительный. Должен проповедовать Евангелие. Христианство в России только начинается. Бог нас с вами поместил здесь и сейчас. Значит, здесь и сейчас мы Ему нужны. Между прочим, когда недавно ездил на симпозиум в Германию, меня там сопровождал один немец, рассказывал о своей жизни: сперва он был в гитлер–югенде, затем коммунистом, теперь христианин. Слушаю его и думаю: «Зачем меня сюда принесло? У меня и дома таких навалом». Наше общество сейчас ориентируется на Запад. Но вместо того, чтоб подключиться к крану с чистой водой, подключились к канализации.

— И все‑таки зря вы не хотите, чтоб вас охраняли, нет даже газового баллончика.

— Апостолов казнили почти всех. А кто победил? Нерон? Траян? Марк Аврелий? Нет! Апостолы победили! Потому что шли без оружия. И в этом их сила! Не бойтесь ни антисемитов, ни атеистов. Свою принадлежность к евреям я воспринимаю как знак дополнительной ответственности перед Богом. Что касается атеизма — это был великий дар неба. Иначе христианский мир задушили бы атеисты в облике христиан. Самое страшное, что грозит церкви, — выродиться в этнографическую церковь. В благолепие, доведённое до пределов совершенства. А если явится Христос, они его распнут.

— Батюшка, все же боюсь за вас… И выглядите таким усталым, невыспавшимся. Вы жаворонок или сова? Когда тянет спать?

— Я — филин! У меня нет времени спать. Молитесь за меня. Это большая поддержка.

Золотой луч насквозь пронизывал бархатно–чёрное пространство комнаты и заканчивался золотым зайчиком, лежащим рядом на подушке. Артур Крамер вспомнил, где он находится, откинул невесомое, тонкое одеяло, вскочил с постели и, ступив на ковёр, пошёл по лучу.

Он обогнул смутную громаду шведского письменного стола–секретера, закрытого выпуклой крышкой, подошёл к окну, отдёрнул тяжёлые занавеси.