Адам Торп - Правила перспективы

Он в ответе за этих людей — это чувство снизошло на него словно благодать. Он спасет их всех, спасет детей фрау Хоффман, он покажет всем им, что такое храбрость и добродетель, и не умрет, он знал наверняка, что останется в живых, слепо верил в это. Судьба-злодейка на его стороне.

— Я думаю, — сказал он, потому что окружающие, уставившись на него, тараторили на немецком, на котором он ни бельмеса. Он поднял руку и повторил: — Я думаю.

И они стихли, поняли, о чем он. И он договорился с высшими силами — или, может быть, с самим собой, с тем высоким, что было в нем: если я спасу этих людей, наградой мне будут заснеженные вершины и золотая долина, которые лежат в моем планшете, где у солдата обычно припрятана бутылка. Чудесный трофей!

Все-таки Перри был глубоко моральным человеком, воспитанным благочестивыми баптистами, и не мог допустить, чтобы всю оставшуюся жизнь его мучила совесть за незаслуженный дар.

Они стояли на каменных ступенях, ведущих в подземелье. Герру Хофферу казалось, что он вот-вот нырнет в бездонный омут.

— Ну?

— Это там, за железной дверью.

— Тогда идем.

— Мой дорогой друг, все-таки я не могу позволить себе нарушить профессиональный долг…

— Да заткнись ты!

Бендель даже подтолкнул его в спину автоматом, дуло скользнуло по позвонку, как кий по бильярдному шару. Сделалось больно и как-то гадко. Герр Хоффер понял, до какой степени ожесточен Бендель. Любезный, даже галантный в ту пору, когда, будучи молодым офицером СС, занимался перекладыванием бумаг, теперь он превратился в бандита.

Это происходит не со мной. Даже мой несчастный позвонок болит в чьем-то чужом позвоночнике.

Ему захотелось, чтобы призрак герра Вольмера явился и прикончил Бенделя выстрелом в упор, но такое, увы, случается только в кино. Сквозь носки он чувствовал холод и сырость камня, точно они спускались в застенки древнего замка. Да, герр Хоффер был в одних носках. К немалому его смущению серые носки были заштопаны черными нитками. Может, когда-то подвалы и в самом деле служили темницами, где десятилетиями, постепенно сходя с ума, гнили закованные в цепи узники.

Они спустились, он постучал в незапертую железную дверь.

— Вернер, у нас гости. Помнишь штурмфюрера Бенделя?

Вернер кивнул. Они вошли, дверь за ними захлопнулась.

Герр Хоффер медленно привыкал к свету свечи. Настороженный Вернер пересел в тень рядом с Хильде Винкель. На мое место, подумал герр Хоффер. Хильде и сидевшая напротив нее фрау Шенкель хмурились. Во рту фрау Шенкель была зажата сигарета, отчего ее лицо стало простецким, словно у какой-нибудь фабричной работницы. В подвале тоже стоял густой дым.

— Доброе утро, — произнес Бендель, подняв дуло автомата к потолку. — Вот, значит, где картины.

Никто не ответил. Слегка растерянный Бендель замер у двери. Он явно не ожидал здесь кого-то встретить.

— Кажется, все присутствующие знакомы со штурмфюрером Бенделем, — сказал герр Хоффер. — Простите, фрейлейн Винкель, конечно, вы не знакомы. Один из наших постоянных клиентов. Ха-ха, про клиентов я пошутил. Он хочет посмотреть на картины. Закрытый просмотр!

Он нес чепуху и потирал руки.

— В башню попала бомба, — добавил он, сложив руки на груди и приняв начальственный вид, — когда я инспектировал чердаки.

— Господи, — охнула фрау Шенкель.

— Мы что-то такое слышали, — сказала Хильде Винкель, прикрывая пораненную губу рукой.

— Разрушения небольшие. Слегка разворотило крышу. А меня стукнуло по голове.

— Оно и видно, — неодобрительно заметила фрау Шенкель.

— Ты обходил чердаки, Генрих?

— Да, я в порядке, Вернер, спасибо.

— Ты не… значит, там больше никого не было?

— Я поднялся один. Герр Вольмер остался на своем посту. Странное дело, — продолжал он, — похоже, иногда туда забредает бедняга Густав. По крайней мере, недавно он там точно побывал.

Герр Хоффер достал красный блокнот. Внезапно его осенила ужасная мысль, что герр Вольмер мертв.

— Это блокнот бедного Густава?

— Полагаю, да, фрау Шенкель.

— Бедняга.

Вернер вскочил на ноги, будто заводная игрушка.

— Это собственность библиотеки, — заявил он и выхватил блокнот из рук Хоффера.

— Вы невежливы, друг мой, — улыбнулся герр Хоффер и погрозил ему пальцем. Как же он постарел. Ну ничего, скоро все закончится, и жизнь начнется сначала, с белого листа.

До чего же противно тут пахнет. Кто-то испортил воздух. Должно быть, фрау Шенкель.

— Чему обязаны, герр штурмфюрер? — поинтересовался Вернер не слишком твердым голосом. Он снова ретировался в тень, так что его голос донесся откуда-то из-за подтянутых к подбородку коленей Хильде.

— Герр Хоффер вам все объяснит. Я слишком устал.

— Вы пришли защищать нас? — спросила фрау Шенкель.

— Нет, — ответил Бендель и прислонился к стене.

— Понятно, — сказала фрау Шенкель и затянулась.

— Он хочет посмотреть одну картину, — объяснил герр Хоффер.

— Какую? — скривился Вернер.

— Ван Гога.

— Винсента?

— Да, Вернер.

— То есть, — заключил Вернер, — он хочет ее прикарманить.

— Ну, для этого картина великовата, — улыбнулась фрау Шенкель. — Впрочем, в заплечный мешок, может, и влезет.

— Я хочу просто посмотреть, — сказал Бендель.

— Все так говорят, — буркнул Вернер.

Казалось, он чем-то расстроен.

— Она под номером девятнадцать, — подсказала фрау Шенкель, махнув сигаретой в сторону картин. — Упакована в коричневую бумагу.

"А вот и нет", — подумал герр Хоффер.

— Мне казалось, вы сказали, что спрятали ее, герр Хоффер? — процедил Бендель.

Господи, почему американцы не могут появиться прямо сейчас!

Он пожал плечами.

— Естественно, спрятали, — проговорила фрау Шенкель. — От властей. Как и все остальные. Полагаю, теперь уже нечего скрывать, — заключила она, обращаясь ко всем.

— Вы совершенно правы, фрау Шенкель, — согласился герр Хоффер.

— В любом случае, вы уже ничего не можете с ней сделать, так ведь, герр штурмфюрер? Вы тут вообще быть не должны. Вы должны быть наверху, защищать отечество.

— У меня кончились сигареты, — только и сказал Бендель.

Фрау Шенкель протянула ему свою, но зажгла ее Хильде, не отводившая руки от лица.

— Что у тебя со ртом, милочка?

— Порезалась. Выглядит не слишком-то привлекательно.

— Ну, все остальное это с лихвой компенсирует, — сказал Бендель, нависая над ней.

Хильде улыбнулась, глаза у нее заблестели. Конечно, подумал герр Хоффер, в тусклом свете свечи Бендель вполне может показаться интересным — хорошо сложен, успел понюхать пороху. Именно такой тип ей и должен нравиться. Она не отличается тонким вкусом, недаром взяла темой своей работы помпезный архитектурный кич вместо того, чтобы изучать подлинные шедевры.