Мария Чурсина - Тысяча забытых звёзд

У варенья был отчаянный горьковатый привкус. Под утро, так и не заснув, Кир вернулся на кухню и открыл банку. В сливовой глубине застыла пряная звёздочка. Глупое ощущение, будто стараешься вспомнить прошлогодний сон. Образы вроде бы и знакомые, но не поддаются. Кир поднялся наверх, надел свитер, взял ключи от машины.

Вся улица потонула в предрассветной темноте, разве что снежные валы по обе стороны дороги не давали ему заехать на обочину. На трассе горели фонари, и его уверенность росла с каждым новым мазком света на подмёрзшем асфальте. Кир возвращался в город, откуда вчера с таким трудом выбрался, постояв во всех возможных пробках.

На въезде скорость пришлось сбросить. Бледное утро восставало над многоэтажками. Кир гнал машину так, что проделал пятичасовой путь часа за три. В телефоне не было её номера, но он вспомнил, куда нужно ехать и даже почти вспомнил — как она выглядит.

Это был обычный дом и обычный двор, в груди ничего не сжалось. У подъезда мялась девочка с таксой на поводке. Натужно гудел лифт. Кир поднялся по лестнице, как будто ощупывая реальность вокруг себя. Память возвращалась медленно, каждая ступенька — ещё одно сказанное слово.

Он сказал ей тогда: «Не бойся».

Чего им предстояло бояться?

Он надавил на звонок и где-то в квартире тот отозвался тихой мелодией. Открыли не сразу. Сонно скреблись в замке, и мелькал по лестничной клетке лучик света, пропущенный через глазок.

Влада открыла и встала на пороге, завёрнутая в одеяло, сонно щурясь. Так они смотрели друг на друга, пытаясь вспомнить всё до конца, до последнего слова.

«Не бойся», — сказал он ей и уехал. Выходит, не вернулся?

Её пальцы разжались, одеяло упало неопрятной горой. Влада бросилась Киру на шею.

Влада сидела рядом с ним на кровати, скрестив ноги по-турецки. В квартире было тепло, а она мёрзла в джинсах и шерстяном свитере.

— С этими таблетками я добрая и сонная, а без них — боюсь каждого шороха и не могу оставаться одна. Я пару раз пыталась их бросить, но только хуже. И он всё замечает, я его не обману.

— Кто это — он?

Кир включил компьютер и сел перед экраном. Он понятия не имел, с чего бы его вдруг потянуло заглядывать в папку с недописанной диссертацией. Папка была пуста. Единственный документ, не вычищенный из корзины, Кир узнал — графики, которые Влада строила в августе. Он восстановил одинокий файл в папку. Сделалось чуть легче.

Влада отрешённо наблюдала за его действиями.

— Виктор Юрьевич, он психотерапевт. Он так говорит и так смотрит, как будто читает меня всю насквозь.

— Ты не обязана делать всё, что он говорит. Можно найти другого врача. Да ты вообще уверена, что тебе нужен врач?

— Я понимаю. — Влада опустила голову. — Но он так говорит… когда он говорит, я не могу его не слушать, и не могу обманывать.

Кир помолчал, глядя на её сложенные руки. Он поднялся и прошёл на кухню, заглянул в холодильник: там нашлись два сырых яйца и початая упаковка овсяных хлопьев. Где осталась та девушка, которая готовила самый вкусный в мире плов и пекла такие сырные кексы, что вечная диетчица Зарина могла за раз слопать три куска?

Кир вернулся в комнату.

— Собирайся, поедем к родителям. Пока каникулы, побудешь за городом, подальше от всяких врачей, успокоишься.

— Спасибо, что приехал, — медленно произнесла Влада. — Но ты совсем ничего не понимаешь. Я не хочу уезжать. Я останусь в этом мире, я не хочу обратно в тот.

Такого он не ожидал, поэтому застыл посреди комнаты.

— Влада, ты пойми, что нет никакого другого мира, а есть только случайное искривление реальности, которое само по себе исправилось. Ты не сумасшедшая, всё это было на самом деле. И звёзды над домом, и Командор, помнишь?

— Командор, — повторила она безучастно. — Точно. А я не могла вспомнить, как его зовут.

— И девочка в школьном подвале. — Он сел рядом с ней, на кровать. Заправленная, она всё равно была страшно измята, как будто Влада спала так всю ночь — прямо на покрывале.

Снег опутал весь дом, как паутина, и сквозь неё едва-едва теплился розовый солнечный свет. Влада смотрела непонимающе.

— Девочка?

— Помнишь, ты заперла её в школьной столовой, в подвале?

Влада ничего не ответила, и Кир испытал секундное отчаяние и желание схватить её, увезти отсюда насильно. Пусть этот психотерапевт обрывает телефоны и ищет. Всё равно не найдёт.

Она покачала головой.

— Пожалуйста, не надо. Я только-только начала забывать о том подвале.

Её руки — слабые и с отросшими ногтями вцепились в его свитер. Волосы пахли затхлостью нежилого здания.

— Влада, помнишь, ты всё переживала, что профессор без тебя уехал к Мёртвой долине? Помнишь, ты говорила, как хорошо пишется диссертация, когда жила у моих родителей? Ты бегала утром по дороге к кладбищу, а потом собирала яблоки и варила из них джем. И абрикосы росли прямо на улице.

Она слабо усмехнулась.

— Ерунда. Абрикосы не растут на улице, только в теплицах, только с применением спецметодов. Ладно, поехали. Мне же не запрещено уезжать из города.

Дороги всё ещё пустовали: кто хотел уехать на праздники за город, те уже уехали, а кто остался — отсиживались по домам, пережидая морозное утро. Вычищенные улицы быстро заметал снег, и следы машины — тоже. Это почему-то успокаивало Кира, словно могло быть так, что кто-то большой и неслышный шёл по этим следам на мягких лапах.

Влада провожала взглядом знаки с названиями населённых пунктов и молчала, молчала всю дорогу.

Утром Кир отнял у неё таблетки и спрятал их в кладовке, в мешок со старой одеждой, потому Влада стала дёрганой и говорила чуть громче, чем нужно. Но зато утром она завтракала вместе со всеми и съела целый бутерброд с сыром и половинку варёного яйца.

— Чего ты от меня хочешь? — спросила Влада.

Идти к школе она отказалась сразу, но потом устала впустую болтаться по дому, оделась и вышла во двор. Командор её не узнавал, и Кир пытался уговорить себя, что это всё время — ведь так много его прошло с августа. Но Командор — помесь волкодава с волком — забивался глубоко в будку, как только Влада к нему подходила, а так он вёл себя только с чужими.

И он всё-таки уговорил Владу прогуляться к заброшенному зданию, просто прогуляться — ничего больше. Если она сама не захочет войти внутрь.

Она шла по обочине дороги и на каждом шагу по колено проваливалась в снег. Кир подал ей руку — Влада не обратила внимания. Дорога показалась бесконечной, потому как выяснилось, что им не о чем даже говорить.

Кукурузы больше не было, и теперь школьный двор был пустым и просторным. Ветер двигал с места на место снежные барханы. Приоткрытая дверь плакуче скрипела, но на заметённом крыльце школы не было следов, и никакой тропинки к нему. Влада остановилась у обочины дороги, разглядывая перспективу.