Мария Чурсина - Тысяча забытых звёзд

— Спать? Я не знаю, что со мной произойдёт через пару часов. Давай ещё посидим.

Главное — и правда не заснуть. Она окинула глазами сад, раздумывая, чем бы занять себя, чтобы не потерять бдительность. Кофе бы, но хорошего кофе в здешних магазинах не водилось.

— Как думаешь, если мы и правда доживём до завтра и пойдём в школу, сущность будет там? — сказал Кир только ради того, чтобы не молчать.

Влада пожала плечами, и куртка снова поползла вниз. Августовский вечер мазнул неприятным холодом.

— Нет. Не должна. Ведь сущность — это я, а я здесь, я ещё не умирала.

Он выпустил её плечо — как будто случайно.

— Подожди. Но если так, то почему тогда…

Кир замолчал. Он иногда делал так — замолкал на самом важном месте, чтобы додумать мысль, и Влада обычно терпеливо дожидалась продолжение — пусть додумает до конца, так будет правильнее. Но сейчас её как будто хлестнули крапивой. Она сорвалась.

— Что тогда? Ну что, что? Ты можешь договорить?

— Тогда почему мы в самый первый раз пришли в школу, и ты увидела там сущность? Это какое-то исключение из правил, да?

Влада задохнулась, больше от злости, чем от внезапного понимания. Почему она злилась, на что, любопытно? Вдруг именно на то, что сама не увидела эту простую и складную мысль. Ведь тогда она встретила саму себя на холодном кафеле брошенной столовой. Почему это не показалось ей странным? Углубляться в подобные мысли не хотелось, и это уже стало привычкой. О страшном — не думай, ведь реальность может подслушать.

— И что? — растерялась Влада. Растерялась и тут же растеряла всю злость. Куртка сползла окончательно, и под маскировкой августовского вечера проступили предновогодние морозы. — Что это может значить?

Кир смотрел удивлённо, ведь это она должна была объяснять ему и рисовать графики палочкой на дорожной пыли. А выходило так, что объяснял он.

— Может быть, реальность была сломана ещё до тебя? Может быть, она всегда была такая, задолго до тебя?

Ну вот, он это сказал. Влада отвернулась, проговаривая про себя ту, самую важную фразу: «ещё до меня». Когда они в первый раз шли к школе, реальность уже кувыркалась, как акробатка на манеже цирка. И все эксперименты с иголками и вязальными крючками — баловство наподобие того, когда ребёнка сажают на пассажирское сиденье и дают ему в руки игрушечный руль. Машиной управляет взрослый водитель, а ребёнок крутит руль и старательно жужжит.

Влада рассмеялась. Оказалось, что беглая мысль о собственной невиновности могла принести огромное облегчение. И август снова сделался тёплым и парным, как молоко. А потом страх вернулся.

Если не она, тогда кто? И когда? Где искать точку излома? Именно ту, до которой всё было хорошо, а после стало плохо. Ведь если не знать, где точка, тогда не сработает ритуал с мыслесхемой, и задача усложняется десятикратно. Кто решил устроить ей такую страшную казнь?

Ведь не было же ничего из ряда вон. Серая мышь Влада, неприметная, неразговорчивая, всегда сидит за шкафом, в самом углу, и если даже туда кто-нибудь зайдёт — совершенно случайно, — её вряд ли заметят. Её забыли взять в экспедицию. Обидно, но не смертельно. А Кир её пожалел — вот он-то Владу всегда замечал, даже когда она сидела на табуретке в своей квартире и никому ни на что не жаловалась, — Кир предложил поехать к его родителям.

«Там столько звёзд», — сказал он, опускаясь на корточки рядом с её табуретом. — «Ты никогда столько не видела. И Командор. И полный сад яблок, слив и абрикосов».

Влада не поверила сначала. Так не бывает, чтобы яблоки и абрикосы росли прямо у дороги, созревали и подали под ноги прохожим, и никто бы их не ел. Влада всегда срывала абрикос, когда проходила мимо, даже если не была голодна. Потому что в её жизни никогда раньше не было абрикосов на ветках. Только в мёртвом полиэтилене на магазинном прилавке. Фу, гадость.

Суслики — смешными столбиками по всей степи. Владе казалось, что сусликов на самом деле не больше пяти, и все они бегут за машиной, бегут-бегут и вдруг становятся в стойку, чтобы проводить их взглядом, и снова бегут. В её жизни никогда раньше не было сусликов. Когда же сломалась реальность?

Она прихлопнула будильник за минуту до звонка. Оглянулась на Кира: тот спал, как ребёнок, обижено поджав губы. Влада тихо встала. Футболка и шорты валялась в кресле — вечером она специально не стала складывать одежду в шкаф, чтобы утром не перебудить весь дом скрипом дверец.

Влада вышла в сырое утро. Сонный Командор поднял голову от лап и недоумённо посмотрел на Владу, укутанную в сиреневый утренний туман.

— Тихо, — сказала она псу, и он послушно улёгся досыпать.

Дорогу до школы Влада вспомнила сразу, хотя ещё вчера вечером не смогла бы объяснить, как туда пройти. По туману она шла, как по кромке моря. Светлело небо над старым коровником, и где-то хрипло закричал первый петух. Ему вторили собаки на другом конце села.

Она забралась в высокую траву и сразу же промочила ноги. Непротоптанная тропинка к школе оказалась дольше всей предыдущей дороги. Примерно на середине Владе сделалось жутко, и ей пришлось остановиться, чтобы отдышаться и привести в порядок чувства.

В школе стояла та же мёртвая тишина, что и на сельских улицах, даже петухи больше не подавали голосов. Дверь в столовую была завалена хламом. Ломая ногти, Влада оттащила в сторону старую парту. Оттолкнула несколько досок, перепачкав руки в чёрной пыли.

Дверь поддалась сразу же, и подвальный воздух окатил Владу с головы до ног. Пахло здесь как в любом другом нежилом помещении: землёй, пылью и старой половой тряпкой.

— Эй, — тихонько позвала Влада, делая пару шагов вперёд. Она ещё дотягивалась до утреннего света, сочащегося вниз по лестнице, но уже стояла в темноте. — Эй, выходи.

Никто не отозвался.

Она прошла дальше, касаясь стены. Влада никогда не могла похвастаться особенными талантами в призыве сущностей. Потому как таланты и аспирантура вещи разные: у кого-то такой сильный внутренний голос, что сущности сбегаются к нему со всего города и окрестных деревень, а кто-то пишет диссертацию и до боли в глазах, до потери зрения выкалывает булавками мыслесхемы. Талантливые обычно мало работают и ничего не добиваются, или много работают и быстро сгорают. Или их жрёт какая-нибудь особенно неподатливая сущность. Бесталанные благополучно получают учёную степень, если не слепнут к третьему году аспирантуры. Каждому своё.

У Влады особых талантов не было, и поэтому она не удивлялась, если на первый, второй и двадцать пятый зов к ней никто не являлся. Она пробыла в подвале школы так долго, что сорвала внутренний голос и промёрзла до костей.

Кафель для неё уже начал пахнуть кровью, когда Влада поняла, что к ней никто и не выйдет. Нет здесь никого. Пустое мёртвое помещение. Давно брошенная школа.