Владимир Степаненко - Точка росы

— Отказал перекачивающий насос на пятой нитке шлейфа, — сказала женщина. — Посылайте слесаря.

— Вы уверены? — пытливо спросил Викторенко у женщины, так и не разобравшись, кто она на самом деле.

— Уверена. Сходите и убедитесь.

Иван переглянулся с оператором и побежал в цех. При возможности он охотно брался за ключ и отвертку. Насос заменили, и он, причмокивая, начал работать, а Викторенко, вспыхнув от удачи, подумал о себе с законной гордостью.

Но радость охладил оператор.

— Дурень ты, Иван! Зря набросился на Калерию Сергеевну. Меня бы спросил, кто она.

— А мне все равно. По приборам никому стучать нельзя.

— Калерия Сергеевна из министерства. Приезжает из Москвы нам помогать! Училась у Губкина. Из первого выпуска Горной академии.

— Ученица Губкина? — Викторенко понял, что упустил возможность познакомиться с интересным человеком. Узнал бы об этом Антон Моргун, обругал последними словами.

Калерия Сергеевна продолжала считать себя сибирячкой, хотя последние годы жила в Москве, где ей не пришлось привыкать к холодным зимам. В этой очередной командировке на Украину она не могла примириться с тем, что выпадавший снег через день-другой смывался дождями. Наступало время бесконечной мороси и туманов. В слякотную погоду Калерия Сергеевна простудилась и затемпературила. В дни ее молодости подобную болезнь называли испанкой, потом окрестили гриппом, но суть осталась та же. Вспыхивающие эпидемии по-прежнему валили людей, вызывая массу самых разных осложнений.

В гостинице Калерия Сергеевна каждый день перед сном слушала «Последние известия» по радио и по сводкам погоды знала, что в Москве самая настоящая зима с ядреными морозами. Радовалась, что через день закончится ее командировка и, как только она сядет в поезд, сразу прекратятся все страдания.

Наглотавшись с утра лекарств, Калерия Сергеевна приехала в Шебелинку. Промысловикам требовалась консультация. Просматривая документы и геолого-технические наряды на бурение, она поняла, что совершила ошибку: приезжать ей не следовало, чувствовала она себя прескверно. Надо бы где-то прилечь, но об этом нечего было и думать.

В узком кабинете главного инженера промысла гулял синий дым. Калерия Сергеевна сидела, забившись в угол.

— Товарищи, прошу успокоиться, мы начинаем работу! — сказал главный инженер и постучал карандашом по столу.

Старший геолог, мужчина средних лет с тщательно зачесанной редкими волосами лысиной, подошел к развешанным схемам. Не повышая голоса, начал докладывать о бурении на новой площади. Срезанный прутик в его руке летал по структурной карте месторождения.

Присматриваясь к присутствующим начальникам служб, Калерия Сергеевна узнала одного из своих знакомых по предыдущей командировке — молодого инженера КИПа. Встретившись с ней глазами, Викторенко улыбнулся.

Калерия Сергеевна отметила, что молодой инженер за восемь месяцев заметно возмужал. По студенческой привычке носил клетчатую ковбойку, ворот не застегивал; вспомнила она и его фанатическую влюбленность, с какой он говорил о своем наставнике. Без труда вспомнила, что безногого инвалида звали Антоном, а вот фамилию забыла напрочь.

«Дядька Антон был влюблен в Губкина!» — вспомнились слова молодого инженера. Стоило ей произнести дорогую для нее фамилию, как память сразу перенесла ее к далеким годам собственной молодости. Двадцатишестилетняя гранильщица с фабрики впервые увидела Москву. А настояла на ее учебе бабушка Пелагея Сысоевна. Девушка не думала, что ее примут в Горную академию и там она осилит трудные предметы: математику, химию и геологию. Но настойчивость победила. Она не хуже других защитила диплом, и ей присвоили звание горного инженера по специальности бурение нефтяных и газовых скважин. И ее учителем, как и всего первого выпуска, стал Иван Михайлович Губкин. Иногда она доставала порыжевшую фотографию. Среди студентов Иван Михайлович. В белой рубашке с галстуком. Тогда она хотела стать сзади, во второй ряд, но ученый сказал:

«Калерия, садитесь рядом, — и пододвинул стул. — Для меня честь посидеть с женщиной — первым инженером-буровиком! Я радовался вашим успехам!»

Удобно расположилась вся группа, а фотограф где-то задержался.

«Что случилось, МКЗ?» — спросил Иван Михайлович, называя старосту курса по кличке, что означало — «Московское коммунальное хозяйство».

Казберуг, сверкая синеватыми белками глаз, с грузинским темпераментом воскликнул:

«Вах, почему подводит фотограф? Резать надо. Где мой кинжал? Просил его, как человека, не опаздывай, генацвале!»

Словно испугавшись страшных угроз, откуда-то сбоку вынырнул фотограф. На штатив установил деревянный ящик, выстрелил оглушительно магниевым зарядом, и осталась на память редкостная фотография.

Не забыла Калерия Сергеевна и последний вечер в институте. Собрались в аудитории напротив деканата. На столе бутылка кагора. Бутерброды с колбасой и сыром. Казберуг поднял стакан, чтобы произнести тост по поводу защиты дипломов. Неожиданно распахнулась дверь, вошел академик.

«Больно расшумелись, коллеги. В моей квартире слышны ваши голоса».

«Закончили учебу!» — сказал торжественно МКЗ.

За очками стекол озорно блеснули глаза: «Калерия, вот ключ от квартиры. На кухне, в шкафу, бутылка шампанского. Кажется, еще есть шпроты. Гулять так гулять по-настоящему!»

Громко выстрелила пробка шампанского. Иван Михайлович сказал:

«Должен признаться, я рад этой случайной встрече. Представилась возможность поговорить. Поговорить с вами как с равными. Так вот, товарищи инженеры, мне интересно знать, какие у вас планы? Где собираетесь работать?»

«Я еду в Грозный!» — встал по студенческой привычке из-за стола Попов.

«Хорошо, выбор одобряю. Но чем порадует нас староста?»

«Отправляюсь в Туркмению. Хочу пожариться на солнце», — ответил Казберуг и посмотрел в сторону девушки. Не заметив ответного взгляда, опустил голову.

«Туркмения должна открыть свои недра очень скоро. Я в это верю!»

«А я выбрала Чусовские Городки!» — сказала Калерия с гордостью и не обратила внимания на печальное лицо старосты, не веря, что он по-настоящему любит ее.

«Чусовские Городки тоже должны сказать свое слово, — сказал Иван Михайлович. — Нет еще полных данных для проведения замкнутого контура нефтеносной площади, но нефть должна быть!»

«Иван Михайлович, а куда бы вы еще порекомендовали поехать?» — спросил Попов.

«На Волгу. Я имею в виду Самарскую Луку. Там разворачиваются работы. Начали бурить возле Ставрополя. Товарищ Меркулов, а вы решили отделаться молчанием? Представьте, мне интересно знать, куда вас влечет!»